Тайна масонской ложи - Гонсало Гинер Страница 28

То ли в силу привлекательной новизны этого сооружения, то ли просто из-за неуемного желания посмотреть на само представление на корриду стеклось огромное количество людей самых разных сословий и социальных групп. Представление должны были давать два раза — утром и под вечер.

Мария Эмилия Сальвадорес уговорила своего поклонника Хоакина Тревелеса сходить на вечернее представление, потому что эти представления, как правило, были интереснее утренних. А еще она убедила присоединиться к ним свою подругу графиню де Бенавенте, которая, как это частенько бывало, прихватила с собой кавалера, но, конечно же, не своего мужа, а нового поклонника. Он, как и многие другие мужчины до него, пытался ухаживать за графиней, не имея при этом никаких шансов добиться от нее ничего, кроме участия в этой игре в ухаживание — без каких-либо последствий.

Мария Эмилия успешно отразила все доводы Хоакина, пытавшегося отговорить ее от посещения боя быков: он пытался доказать ей, что, поскольку это последняя коррида в сезоне, быки на ней будут далеко не самые лучшие; что сильная июльская жара отнюдь не способствует подобным развлечениям; что они вряд ли найдут для себя что-то интересное в жалком зрелище, когда вялые пикадоры будут пытаться расшевелить не менее вялых бычков. Однако Мария Эмилия приласкалась к Хоакину, и все его доводы тут же растаяли как по мановению волшебной палочки.

Они вчетвером уселись в одном из первых рядов и приготовились смотреть на выход уже восьмого по счету быка, которого вот-вот должны были выпустить на арену. Вокруг них сидели самые известные политические и религиозные деятели Мадрида.

Пока действо еще не началось, Мария Эмилия украдкой рассматривала свою подругу Фаустину. Несмотря на восьмой месяц беременности, графиня оставалась все такой же красивой и привлекательной. А еще она очень удачно подобрала для этого вечера одежду: юбка из красного шелка и верхнее платье с вышивкой золотыми нитками были как раз под стать нарядам тореро и пикадоров. Фаустина невольно привлекала к себе внимание всех окружающих женщин — и уж тем более своего ухажера, который, похоже, был от этой женщины просто без ума.

Две подруги специально сели рядом, чтобы иметь возможность обсудить приготовления к бракосочетанию Беатрис и герцога де Льянеса, так как до этого события оставалось меньше месяца, а нерешенных проблем по-прежнему было хоть отбавляй.

И тут на арену решительно выскочил огромный разъяренный бык. Несколько секунд он двигался, как слепой, пока его привыкшие к полумраку загона глаза не приспособились к яркому дневному свету. Тореро, подвергая свою жизнь огромному риску, ждал его прямо посредине арены. Трибуны замерли в напряженном молчании, когда бык бросился на молодого тореро, и взорвались приветственными возгласами, когда тот искусно уклонился от острых рогов животного. После трех повторений этого маневра, выполненных с несомненным мастерством, на арену выехали на лошадях два пикадора, в задачу которых входило вонзать в быка пики и тем самым поддерживать его в разъяренном состоянии.

— А как поживает Беатрис? Она уже смирилась с мыслью о своем предстоящем замужестве? — Мария Эмилия начала разговор с Фаустиной, не отрывая взгляда от происходящего на арене.

— Надеюсь на это, хотя не могу сказать, что очень хорошо знаю, что у нее на уме. Последнее время я старалась не разговаривать с ней на данную тему — из-за всех тех ожесточенных споров, которые то и дело возникали после того, как она узнала о своем предстоящем замужестве.

В быка угодила уже вторая пика. Сразу после попадания в него первой пики он серьезно ранил одну из двух лошадей, а теперь пытался сделать то же самое и со второй лошадью.

— Мне очень жаль этих бедных лошадок. Тебе, наверное, тоже, да? — спросила Фаустина.

— Их следовало бы хоть как-то защитить. — Мария Эмилия проводила взглядом покидавшую арену лошадь, у которой из живота, вспоротого рогом быка, вываливались кишки.

— Я убеждена, что для Беатрис настал самый подходящий момент создать семью, ведь ей уже шестнадцать лет, — сказала Фаустина. — Кроме того, герцог де Льянес окружил ее заботой и вниманием — с гораздо большей прытью, чем можно было бы ожидать от него в его возрасте. Мне трудно даже и придумать, чего еще можно сейчас потребовать от него как от кавалера, а уж у меня-то, как ты знаешь, в этом деле достаточно опыта. — Усмехнувшись, Фаустина украдкой показала глазами на своего ухажера — маркиза де Сотовинью.

Бык, успевший к тому времени изувечить еще одну лошадь и получить десяток уколов пиками в спину, был уже не таким свирепым и вел себя довольно вяло. У него из спины торчали восемь бандерилий, воткнутых туда, по мнению публики, с большим искусством.

— Дело еще в том, что Беатрис уже не так непримиримо относится к предстоящему замужеству, и мне кажется, что это герцог сумел растолковать ей преимущества и возможности, появляющиеся у нее в связи с этим браком.

Превосходно выполненный тореро прием вызвал у сидевших на первых рядах зрителей бурное одобрение, вылившееся в продолжительную овацию.

— Вы разговорами отвлекаете самих себя от представления, — этими словами Тревелес дипломатично упрекнул Марию Эмилию за слабый интерес, который она проявляла к происходившим на арене событиям, — и это после того, как она уговорила его пойти на бой быков, хотя у него было полно срочнейших дел.

Обе женщины замолчали. Они не проронили ни слова даже тогда, когда был убит бык, — для чего искусному тореро хватило всего одного укола шпагой — и продолжили свой разговор лишь после того, как их кавалеры отправились за прохладительными напитками.

— Меня беспокоит мой сын Браулио.

— Думаю, известие о свадьбе Беатрис его сильно опечалило, потому что у них были очень близкие дружеские отношения с самого начала их знакомства.

— Я долго сомневалась, говорить тебе об этом или нет, — сказала Мария Эмилия, и Фаустина тут же с любопытством посмотрела на нее. — Мне кажется, что между ними существуют гораздо более близкие отношения, чем мы предполагали.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что Беатрис и Браулио — не просто друзья?

— Боюсь, что дело обстоит именно так. Когда я рассказала Браулио о предстоящей свадьбе Беатрис, он отреагировал очень эмоционально, а именно начал безутешно плакать — что, впрочем, не показалось мне странным, так как я знала об их взаимной привязанности. А вот затем стало происходить действительно нечто странное: он изо дня в день пребывал в крайне мрачном настроении — что, как ты знаешь, для-него отнюдь не характерно.

— А я, по правде говоря, в эти последние дни не замечала ничего особенного в его поведении, хотя, должна признать, я мало с ним разговаривала — намного меньше, чем раньше, — произнося эти слова, Фаустина пыталась вспомнить что-нибудь такое, что свидетельствовало бы о тайных отношениях между Беатрис и Браулио.

— Два дня назад, — продолжала Мария Эмилия, — я нашла в его одежде письмо от Беатрис, которое позволило мне понять, какие чувства они на самом деле испытывают друг к другу. Это письмо было исполнено глубокой печали, и в нем содержались признания в любви к Браулио и заверения в безграничной верности ему. А в самом конце твоя дочь написала, что она испытывает отвращение к предстоящему браку, потому что ей не хочется выходить замуж за старого герцога и, главное, не хочется расставаться со своей единственной любовью — моим сыном Браулио.