Мегрэ и виноторговец - Жорж Сименон Страница 28

Он отказался лечь раньше обычного и снова стал просматривать газету. Через полчаса он опять подошел к окну, ища глазами человека, которого ему так хотелось увидеть.

На тротуаре не было ни души. Только одинокое такси проехало вниз по бульвару.

— Думаешь, он опять придет?

— Кто его знает…

— У тебя такой вид, словно ты чего-то ждешь.

— Я всегда чего-нибудь ожидаю. Например, звонка Лапуэнта.

— Он дежурит?

— До утра. К нему стекаются все сведения, — Думаешь, этот человек начинает терять самообладание?

— Напротив, он сохраняет удивительное хладнокровие. Должно быть, не отдает себе отчета, в каком положении находится. Всю жизнь его унижали. Долгие годы ему приходилось склонять голову, а тут он вдруг почувствовал себя в какой-то степени самостоятельным. Вся полиция поставлена на ноги, охотится за ним и никак не может поймать. Это начинает походить на триумф. Он становится значительной фигурой.

— И станет еще значительнее, когда предстанет перед судом присяжных.

— Вот потому-то он и колеблется, не зная, как поступить — сдаться или продолжать играть с нами в кошки-мышки.

Мегрэ снова взялся за газету. Трубка не доставляла ему удовольствия, но он все же продолжал курить. Так сказать, из принципа. Он тоже не хотел сдаваться, не хотел поддаться гриппу, хотя веки у него покраснели и в висках ломило.

В половине шестого Мегрэ еще раз подошел к окну. На противоположном тротуаре стоял тот самый человек. Подняв голову, он не спускал глаз с квартиры комиссара…

Госпожа Мегрэ, сидевшая у стола, раскрыла рот, собираясь задать вопрос. Взгляд ее упал на широкую спину мужа, которая от неподвижности и напряжения казалась еще шире. В этой внезапной неподвижности было что-то таинственное, даже торжественное.

Мегрэ смотрел на незнакомца, не решаясь шелохнуться, словно боялся его спугнуть, а тот, в свою очередь, смотрел на комиссара. Сквозь муслиновые занавески он мог видеть только силуэт.

Однажды в Мен-Сюр-Луар, когда комиссар отдыхал, растянувшись в шезлонге, он вдруг заметил в глубине сада спустившуюся с платана белку.

Испуганный зверек замер, и Мегрэ почти мог поручиться, что видит, как под шелковистой шкуркой на груди бьется сердце. Потом белка осторожно продвинулась на несколько сантиметров и снова замерла.

Мегрэ едва осмеливался дышать, а маленькое рыжее животное, словно заколдованное, внимательно смотрело на человека, но все тело его оставалось напряженным, готовым к прыжку.

Этот эпизод припомнился Мегрэ, пока он внимательно разглядывал фигуру человека, стоявшего на противоположном тротуаре. Жильбер Пигу тоже был словно зачарован комиссаром, которого до этого, можно сказать, преследовал. Но, подобно белке, он готов был броситься наутек при малейшей тревоге. Одеваться и спускаться вниз было бесполезно. Все равно Мегрэ никого на тротуаре не нашел бы. Звонок по телефону на ближайший полицейский пост тоже ничего бы не дал.

Не подмывает ли маленького бухгалтера пересечь бульвар и войти в дом? Возможно. Ведь у него не только не было друга, но даже человека, которому бы он мог довериться.

Он выполнил то, что задумал: убил Оскара Шабю. Затем пустился бежать. Отчего? Конечно, подчиняясь рефлексу. Что он теперь собирался делать? Продолжать игру с полицией?

Это длилось, должно быть, минут десять. Потом Жильбер приблизился на несколько шагов, но почти тотчас же, оглянувшись на комиссара еще раз, торопливо заковылял в сторону улицы Шмен-Вер.

Грузное тело комиссара сразу обмякло. Он постоял еще у окна, словно для того, чтобы обрести самообладание, потом направился к буфету за трубкой.

— Это был он?

— Да.

— Думаешь, он хочет к тебе прийти?

— Конечно. Он испытывает сильное искушение это сделать, но боится дать маху. Такие люди всегда очень подозрительны. Ему не терпится, чтобы его кто-нибудь выслушал и понял, но в то же время он убеждает себя, что это невозможно.

— Что же он сейчас будет делать?

— Пойдет куда глаза глядят, один, со своими мыслями, быть может, вполголоса разговаривая сам с собою.

Только Мегрэ уселся в кресло, как зазвонил телефон. Комиссар снял трубку.

— Слушаю!

— Это вы, шеф?

— Да, малыш. — Он узнал голос Лапуэнта.

— Благодаря людям из первого округа, особенно инспектору Лебефу, который знает «Чрево Парижа», как свою собственную квартиру, кое-что удалось разведать. Так вот, известно, что Пигу все время снимал комнату, если дыру можно назвать комнатой, на улице Гранд-Трюандери, но две недели назад съехал.

Мегрэ знал эту улицу, ночью напоминавшую времена Двора Чудес. Двор Чудес — кварталы в средневековом Париже, где селились деклассированные элементы.] Здесь можно было встретить только отбросы общества. Набившись в вонючие бистро, они проводили время за рюмкой красного вина или за чашкой бульона. Некоторые торчали там целые ночи, сидя на стуле или прислонившись к стене. Женщин среди них было не меньше, чем мужчин, и не менее пьяных, не менее грязных.

Это было настоящее отребье человеческое, еще страшнее тех, что живут под мостами. Женщины, пожилые и расплывшиеся, маячили на улицах с выщербленной мостовой, поджидая клиентов у дверей гостиниц.

— Пигу занимал комнату в гостинице «Лебедь». Три франка в день за железную койку с соломенным тюфяком. Водопровода там нет, уборная во дворе.

— Знаю.

— По ночам ходил разгружать грузовики с фруктами и овощами. Возвращался только на рассвете и часть дня проводил в постели.

— Когда он покинул гостиницу?

— Хозяин сказал, что не видел Пигу уже две недели. Его комнату тут же занял кто-то другой.

— Поиски в квартале продолжаются?

— Да. В бригаде пятнадцать человек, и они разделили между собой обязанности. Инспектора первого округа удивляются, почему мы не устроим облаву.

— Только не это. Ты им объяснил, что нужно действовать потише?

— Да, патрон.

— А от других ребят еще нет новостей?

— Пока ничего нет.

— Несколько минут назад Пигу был здесь, на бульваре Ришар-Ленуар.

— Вы его видели?

— Да. Из окна. Он стоял напротив, на другой стороне бульвара.

— Поймать его не пытались?

— Нет.

— И он ушел?

— Да. Пожалуй, еще вернется. А может быть, в последний момент у него не хватит решимости и он снова сбежит.

— Каких-нибудь распоряжений не будет?

— Нет. Спокойной ночи, малыш!

Мегрэ чувствовал себя отяжелевшим и, прежде чем снова усесться в кресло, налил себе рюмочку сливянки.