Приятное и уединенное место - Эллери Квин Страница 28

НИНО ПОЛУЧАЛ УДОВОЛЬСТВИЕ С ПОМОЩЬЮ КОШКИ С ДЕВЯТЬЮ ХВОСТАМИ.

— Вопрос в том, — размышлял вслух Эллери, — обвиняется покойный мистер Импортуна в том, что он был поклонником Захер-Мазоха [64]или же графа де Сада? [65]

— Это было бы лакомым кусочком для прессы, — покачал головой инспектор. — Думаешь, это правда?

— Откуда мне знать? — сердито отозвался Эллери. — Я не был посвящен в альковные тайны Импортуны. Хотя почему бы и нет? Имеющему пятьсот миллионов традиционный секс может казаться слишком ограниченным. Обрати внимание — этот тип пишет «кошка с девятью хвостами», а не «кошка-девятихвостка», как обычно называют такой хлыст. Интересно, он сделал это по невезению или с целью обойтись девятью словами? Не то чтобы это имело значение…

Инспектор поднялся, держа в руке конверт с новым посланием.

— Скажи, Эллери, почему эту штуковину так называют?

— Потому что она оставляет на теле жертвы следы девяти плетей, образующих хлыст, похожие на царапины от кошачьих когтей. Разумеется, я говорю не как участник или свидетель подобной процедуры. Мне это известно только понаслышке.

— Ну и пропади оно пропадом. — Инспектор вышел из кабинета, отправляясь к начальству с докладом о дальнейшем развитии событий.

— Подожди! — крикнул ему вслед Эллери. — У кошки девять жизней! Не забудь упомянуть об этом.

* * *

Почти неделя прошла без новых посланий.

— Все кончено, — с надеждой сказал инспектор. — Он прекратил меня доставать.

— Нет, папа, — отозвался Эллери. — Он просто ослабил лесу. Разве ты не чувствуешь, что попался на крючок?

— Почему ты уверен, что будет новое послание? — сердито спросил старик.

— Можешь в этом не сомневаться. Следующим утром послание легло на стол инспектора с первой почтой.

НИНО ЗАКАЗЫВАЛ СТАТУИ МУЗ ДЛЯ ВИЛЛЫ НА ЛУГАНО (ИТАЛИЯ).

— Ну и молодец, — проворчал инспектор. — А что это за музы? Может, он имел в виду мафиози?

— Музы куда древнее мафиози, папа, — устало объяснил Эллери. — Девять муз — девять дочерей Мнемозины и Зевса. Каллиопа, Клио, Эрато и так далее. Греческая мифология.

Инспектор прикрыл глаза дрожащей рукой.

— И конечно, снова девять слов. У Импортуны была вилла на Лугано?

— Что? Думаю, да. Хотя я не уверен. Какая разница? Главное, что этот кошмар будет продолжаться до бесконечности!

Заявление не требовало ответа. Тем не менее Эллери ответил на него.

— Нет, — сказал он. — Будет еще только одно послание.

Через два дня на стол инспектора Квина лег еще один конверт, который он вскрыл на публике, состоящей из его сына и наиболее стойких руководителей управления, заинтригованных пророчеством Эллери.

Из конверта выпала игральная карта с красной рубашкой.

Девятка треф.

— Но он уже присылал мне трефовую девятку, — запротестовал инспектор, как будто его анонимный корреспондент нарушил какое-то правило их таинственной игры. — В первом конверте.

— Он присылал тебе половинку трефовой девятки, — напомнил Эллери. — Что совсем другое дело. Между прочим, это говорит нам кое о чем. Чтобы раздобыть целую девятку треф после того, как он разорвал одну надвое, ему пришлось выйти и купить вторую колоду с красными рубашками.

— А это что-то меняет? — с беспокойством осведомился кто-то из начальства.

— Абсолютно ничего, — ответил Эллери. — Просто отмечено для протокола. Ну, джентльмены, вы понимаете, что это означает?

— Что? — хором осведомились остальные.

— Помнишь, папа, я объяснял тебе значение целой девятки треф?

Инспектор густо покраснел.

— Я… э-э… забыл.

— Последнее предупреждение.

— Верно! Последнее предупреждение о чем, Эллери? Кому?

— Не имею ни малейшего понятия.

Инспектор кисло улыбнулся начальству, извиняясь за неудовлетворительную работу своего отпрыска.

— Кто-нибудь в этом чертовом заведении знает хоть что-то об этих чертовых посланиях? — рявкнул первый заместитель комиссара.

Молчание.

— Если мне позволят вмешаться… — начал Эллери.

— Вы даже не числитесь здесь, Квин!

— Нет, сэр. Но я могу заверить вас, комиссар, что это было последнее послание.

— Откуда вы знаете?

— Потому что, сэр, — ответил Эллери, растопырив все пальцы правой руки и четыре пальца левой, — это сообщение было девятым.

* * *

Шло время, но послания больше не приходили. Эллери ощущал мини-удовлетворение от своего столь же миниатюрного триумфа. В эти дни он был рад любым крохам. Например, он первым из посвященных в секрет посланий указал, что промежуток между понедельником 18 сентября, когда был отправлен первый конверт, и воскресеньем 15 октября, когда отправили последний, составил ровно двадцать семь дней.

А число «двадцать семь» кратно девяти.

А два плюс семь в сумме составляют девять.

В голове у Эллери, подобно назойливому лейтмотиву, вертелась мысль: «Он буквально топит нас в девятках. Почему?»

Инспектор Квин читал и перечитывал старые и новые рапорты, пока не почувствовал, что может повторить их наизусть с закрытыми глазами в темной комнате. Ни один из них не проливал даже струйки света на непроглядный мрак этого дела.

Ранняя теория, что Нино Импортуна мог быть отравлен, прежде чем его ударили по голове, не подтвердилась токсикологическим обследованием его внутренних органов. Причина желудочного расстройства за несколько часов до смерти была отслежена вплоть до кулинарного кризиса, который в худшем случае мог стоить покойному мультимиллионеру услуг его темпераментного шеф-повара.

За несколько дней до праздничного обеда миссис Импортуна велела Сезару приготовить одно из любимых блюд ее мужа, cacciucco alia Livornese — суп по-ливорнски из морских продуктов, двумя из ингредиентов которого являлись омар и кальмар. Пользуясь этим итальянским рецептом, Сезар всегда настаивал на обращении к истокам, поэтому омар и кальмар были доставлены по воздуху из Италии. Вначале Сезар приготовил соус, в котором вымочил упомянутые ингредиенты, а попробовав результат, взвыл от ужаса. По его словам, кальмар имел guasto gusto — отвратительный вкус; он отказывался продолжать готовку cacciucco, поскольку на карту была поставлена его честь кулинара, грозя в противном случае уйти в отставку. Импортуна лично поспешил на кухню, попробовал кальмара и без колебаний согласился с Сезаром, который сразу сменил гнев на милость. Cacciucco исключили из обеденного меню. Вечером Сезар испытал легкое желудочное расстройство почти одновременно с более сильным приступом Импортуны. К несчастью, содержимое кастрюли вылили в помойное ведро, так что подвергнуть его анализу было невозможно. Но следы тела головоногого моллюска обнаружили в желудке Импортуны, и лабораторное обследование показало, что у него произошло небольшое и отнюдь не смертельное пищевое отравление. Испорченный кальмар не мог иметь связь с последовавшим убийством.