Картина без Иосифа - Элизабет Джордж Страница 28

Покраска внутри, ремонт снаружи, замена обоев, столярные работы, прополка всего сада за домом от сорняков, чистка старых ковров… список оказался бесконечным. И, кроме того факта, что она была единственной персоной, пытавшейся выполнить ремонт дома, который стоял без ухода с тех пор, как она окончила школу — что само по себе удручало ее, — оставалось также смутное ощущение беспокойства, которое она испытывала всякий раз, когда какая-то из операций по благоустройству действительно завершалась.

Дело было в ее слабоумной матери. В последние два месяца она жила в приюте для престарелых в Гринфорде, неподалеку от Лондона. Она вполне могла бы привыкнуть к своей жизни в Хоторн-Лодже, но Барбара все еще раздумывала, стоит ли искушать судьбу, продавать старый дом в Актоне и поселиться в более приятном окружении, в симпатичном богемном маленьком коттедже, под лозунгом «новая жизнь — следуй надеждам и мечтам», где для ее матери в общем-то и не найдется в случае чего места. Но ведь она не просто продавала слишком просторный дом, чтобы хватило денег на содержание больной матери в Гринфорде. Разве не была сама идея продажи дома ширмой для ее собственного эгоизма?

У тебя собственная жизнь, Барбара, упорно твердила она себе по двадцать раз на день. И ты не совершаешь никакого преступления. И все же она чувствовала себя преступницей. Она размышляла над списками всего, что требовалось сделать, порой отчаивалась, со страхом ожидая дня, когда работа будет выполнена, дом продан и она наконец осуществит свою мечту.

В редкие моменты размышлений Барбара признавалась себе, что дом давал ей опору, был последней крупицей безопасности в мире, в котором у нее больше не было отношений, за которые она могла бы хоть немного зацепиться крючком эмоциональной привязанности. И не имело значения, что она не могла зацепиться крючком за родственные чувства или многолетнюю надежность — этому давно уже препятствовали затяжная болезнь отца и слабоумие матери, — жизнь в том же старом доме с одними и теми же соседями сама по себе несла черты надежности. Бросить все и ринуться сломя голову в неизвестность… Иногда Актон казался ей бесконечно предпочтительней.

Простых ответов нет. Инспектор Линли сказал бы, что вся жизнь состоит из таких вопросов. При мысли о Линли Барбара беспокойно заерзала на стуле и заставила себя прочесть первый параграф на третьей странице меморандума Хильера.

Слова ничего для нее не значили. Она не могла сосредоточиться. Ее мысли невольно возвращались к ее непосредственному начальнику.

Как же ей поступить? Она поежилась, положила меморандум на стол среди различных папок и деловых бумаг, накопившихся в его отсутствие, и полезла в сумку за сигаретами. Закурила и, щурясь, выпустила дым в потолок.

Она была в долгу перед Линли. Разумеется, он стал бы это отрицать, изобразив такое изумление, что она тут же усомнилась бы в собственных дедукциях. Но против фактов не попрешь, какими бы незначительными они ни казались, и ей это очень не нравилось. Как вернуть ему долг, если он никогда этого не позволит, пока они в неравном положении. Он никогда не станет считать слово «долг» некой данностью, существующей между ними.

Черт бы его побрал, подумала она, он слишком много видит, слишком много знает и слишком умен, чтобы быть застигнутым врасплох. Она крутнулась в кресле и оказалась лицом к шкафчику, где стояла фотография Линли и леди Хелен Клайд.

— Вот и сочетайтесь, — произнесла она, хмуро стряхивая пепел на пол. — Уйди из моей жизни, инспектор.

— Прямо сейчас, сержант? Или вы позволите мне сделать это попозже?

Барбара быстро повернулась. Линли стоял в дверях, кашемировое пальто висело на одном плече, а Доротея Харриман — секретарша их суперинтенданта — металась за его спиной. Извини, говорила она Барбаре одними губами, усиленно жестикулируя, с виноватой миной на лице, я не заметила, как он пришел. Не успела тебя предупредить. Когда же Линли глянул через плечо, Харриман зашевелила пальцами, мило улыбнулась ему и исчезла в сиянии своих светлых, густо налакированных волос.

Барбара вскочила на ноги.

— Вы ведь в отпуске, — пробормотала она.

— Как и вы.

— Так что вы…

— А вы что?

Она глубоко затянулась сигаретой.

— Просто подумала — дай зайду. Я оказалась тут неподалеку.

— А-а.

— А вы?

— Аналогичный случай. — Он зашел в кабинет и повесил пальто на вешалку. В отличие от Барбары, явившейся в Ярд в джинсах и теплой рубашке с размашистым призывом «Покупай британское у «Георга» под вылинявшим изображением этого святого, который расправлялся с унылого вида драконом, Линли был одет в своей обычной манере: костюм-тройка, накрахмаленная рубашка, шелковый коричневый галстук и непременная цепочка от часов, висящая поперек жилета. Он направился к своему столу, бросив неодобрительный взгляд на дымящийся кончик сигареты, когда проходил мимо Барбары, и принялся сортировать проспекты, сообщения, конверты и многочисленные внутренние циркуляры. — Что это? — спросил он, взяв в руки оставшиеся восемь страниц меморандума, который перед этим читала Барбара.

— Мысли Хильера о работе с Ирландской республиканской армией.

Он похлопал по карману пиджака, вынул очки и пробежал глазами страницу.

— Странно. Неужели Хильер изменил своему стилю? У меня впечатление, что он начал с середины.

С виноватым видом она наклонилась к мусорной корзинке, извлекла оттуда две первых страницы, разгладила на своем мясистом бедре и вручила ему, уронив при этом сигаретный пепел на его рукав.

— Хейверс… — Его голос был само терпение.

— Извини. — Она стряхнула пепел. Осталось пятнышко. Она посильней потерла ткань о ткань. — Ничего, сойдет.

— Уберите эту проклятую вонючку, умоляю. Она вздохнула и загасила оставшийся окурок о каблук. Потом бросила его в корзинку, но промахнулась. Бычок упал на пол. Линли поднял голову от меморандума Хильера, поглядел на окурок поверх очков и вопросительно приподнял бровь.

— Прошу прощения, — пробормотала Хейверс и направилась к тому месту, где лежал окурок, чтобы бросить его в корзину. Корзинку же снова поставила возле его стола, сбоку. Он пробормотал слова благодарности. Она плюхнулась на один из стульев для посетителей и стала разглядывать намечающуюся дыру на правой коленке джинсов. Пару раз украдкой бросила на него взгляд, однако он продолжал читать.

Он выглядел превосходно отдохнувшим, свежим и абсолютно безмятежным. Его светлые волосы, как всегда хорошо подстриженные, безупречно лежали. Ей всегда хотелось узнать, кто следит за этой волшебной стрижкой, — казалось, волосы не отрастали ни на миллиметр сверх установленной длины. Карие глаза были ясными, без темных кругов, на лбу к уже привычным, возрастным морщинам не добавилось новых. Но факт оставался фактом — он сейчас должен быть в отпуске, о чем давно мечтал вместе с леди Хелен Клайд. Они собирались на Корфу. Отъезд был намечен на одиннадцать. А сейчас уже четверть одиннадцатого, и если инспектор не планирует лететь в Хитроу на вертолете в ближайшие десять минут, он никуда не попадет. По крайней мере в Грецию. Сегодня.