Вкус ранней клубники - Лариса Шкатула Страница 27

Человеку свойственно если и проникаться чужими бедами, то не настолько, чтобы забывать о своих. И пока тебя не клюнет жареный петух, как говорит мой свекор, ты будешь относиться ко всякого рода рассказам, как к кинофильмам — просмотрел и забыл…

Я опять размышляла о всяких, не относящихся к делу, вещах. Наверное, чтобы не поддаваться панике. Причем, эти размышления действовали на меня столь странным образом, что я переставала думать о том, что веду такую большую машину — "камаз"! Впервые в жизни. Причем, начала считать, что это не так уж и страшно, и машина, кажется, даже слушается меня.

— Никаких поворотов в сторону, — процедил сквозь зубы Артем, но от слабости произносил это вовсе не грозно, хотя я не испугалась бы и истошного крика. — Езжай прямо, до основной трассы. Я потерплю. Мне уже лучше.

— Помолчи, — сказала я строго. — Тебе ещё понадобятся силы, чтобы дойти до приемного покоя. Я тебя все равно не донесу!

Теперь моя голова прояснилась настолько, что в ней появились трезвые мысли. Прежде всего, оставлять Артема одного в машине нельзя. То есть, это я к тому, что надо будет и в самом деле дойти до больницы. Кто знает, как близко от нас эти шакалы в белой "десятке". Пока я буду вести переговоры с врачами, оставлю мужа в кабине одного, они подкрадутся, да и угонят машину вместе с ним!

Мне было плевать, глупо или не глупо я рассуждаю. Я была одна — не считать же помощником моего раненого мужа, который держался в сознании лишь огромным усилием воли — совета спросить было не у кого, а бездействие, как сказал какой-то литературный герой, становилось смерти подобно.

Нет, надо не просто добиться помощи для Артема в сельской больнице, но и оставить его там. На мгновение у меня мелькнула мысль, что и это может быть для мужа опасно, но если о нападении на дальнобойщика сообщить в милицию, а бандитов увести за собой. В конце концов, нужны-то им деньги. А машину пусть крадут у милиции, если смогут…

Я проделала тяжеленную работу: уговорами, прикрикиванием, чуть ли не шантажом мне ужалось добиться от Артема, чтобы он, хоть и с огромным трудом, переместился на место пассажира. Сразу стало легче нам обоим. Я уже почти не боялась вести фуру, а раненому мужу тоже становилось все труднее держать меня на коленях, так что он даже облегченно вздохнул. И тут же впал в беспамятство.

Да, у меня больше не было страха перед громадой "камаза", зато мною овладел страх другого рода. Перед моими глазами вдруг стало мертвое лицо Саши. Я смотрела на лицо Артема, с которого стремительно исчезали краски жизни, и невольная аналогия упорно просилась на ум: "А что если и Артем ранен смертельно?

Но эту подлую мыслишку я даже не захотела додумывать до конца! И не заметила, как стала ругаться вслух. Не хуже портового грузчика. Я ругала последними словами эту дуру Беллу Решетняк, которая позволяет себе думать о смерти любимого мужа! А вдруг беду можно накликать, размышляя о ней?! Я ругала этих козлов — бандитов, которых поманили легкие денежки. Легкие? Да они вам тяжелее свинца покажутся! Слышал бы мои угрозы некий Рафик, небось, обхохотался бы…

Я взглянула в зеркало: белая "девятка" опять появилась сзади. Висела на хвосте с упорством гончей, преследующей истекающую кровью дичь.

Где эта чертова больница?! Где этот мужик, который говорил о каких-то десяти километрах? Если их действительно десять, то они — самые длинные в моей жизни. Я ехала целую вечность, а не только второго поворота, но даже первого до сих пор не достигла.

Машину я вела наверняка плохо. Фура рыскала по шоссе туда-сюда. Возможно, поэтому бандиты не рисковали приближаться. И правильно делали, потому что вздумай они пойти со мной параллельным курсом, я шарахнула бы их о первое попавшееся препятствие, не думая о последствиях…

Мой внутренний голос вдруг прошипел зло: "Посмотрите на эту суперменшу! Из-под волчьей шкуры, которую она пытается на себя напялить, торчит дрожащий заячий хвост!"

Да, я трусиха, и боюсь, как все, но я зла. Ох, как я разозлилась на тех, кто посмел, не считаясь со мной, кроить мою жизнь по своей мерке! Попытались убить моего мужа! Они пожалеют об этом! Пусть даже я погибну… Ну, нет, не хочу об этом и думать! Лучше подумать о чем-нибудь классическом. Вроде того, что кто к нам с мечом придет…

А вот мысль о том, что Артем может не очнуться, не давала мне покоя, потому и я все время теребила его.

— Тема! Темка, ты меня слышишь?

— А… что? — он мучительно выкарабкивался из забытья.

— Помнишь, я тебе говорила, что у нас есть корректор Лина Гнилозуб?

— Да…

— Представляешь, Танька зовет её Лина Кариес.

Что за дурь из меня лезла? Муж истекал кровью, а я продолжала его тормошить.

— Темка, Тем, а знаешь, как дети без тебя скучали? Особенно Антошка. Он как-то сказал мне на днях: "Галя говорит, что наш папа деньги кует. Пусть бы он лучше получал зарплату, как все, и почаще был дома…"

Слезы навернулись мне на глаза при одном воспоминании, как я приготовилась прощаться навеки с Артемом и воспитывать детей одна. Я смахнула их украдкой, чтобы очнувшийся муж моей слабости не видел.

— Козел! Господи, какой козел! — еле слышно пробормотал он.

— Кто козел, Тема?

— Я козел, я! — он резко повернулся и застонал. — Напридумывал себе бог знает что, забросил дом… тебя, детей… Думал, ты меня разлюбила… Недостоин я такой женщины…

— Я тебя никогда не разлюблю, слышишь! Ты самый достойный из мужчин. Лучше тебя нет! Если с тобой что-нибудь случится, я этого не переживу! Кто будет воспитывать наших детей? Им нужна отцовская рука…

Я больше не могла сдерживать слезы, и теперь просто слизывала их, резко смахивала рукой — они мешали мне смотреть на дорогу.

Так долго ждала я второго поворота, что едва не проскочила его. Но теперь ехала не останавливаясь, только на ходу спрашивала у редких пассажиров:

— Где больница?

Они показывали руками и что-то кричали вслед, но я ничего не слышала, и поймала себя вдруг на том, что я шепчу… молитву! Завзятая атеистка умоляла: "Господи, сохрани жизнь Артему! Сделай так, чтобы его рана оказалась несмертельной! Все остальное я исполню сама!"

Странная молитва получалась. Не то просьба, не то требование, но по-другому я не умела, а сейчас и не хотела. Мне нельзя было расслабляться, ибо мне нужны были немалые силы на будущее…

Я подъехала прямо к больничному крыльцу. Быстро выбросила из сумки все вещи, прикрыла деньги газетой, продела руки в ремни и приспособила сумку на спину вроде рюкзака.

Пистолет я тоже взяла с собой. Я ещё не знала, как буду выбираться отсюда, но на всякий случай к дороге домой уже приготовилась. Мой "ветряк" — легкая куртка из плащевки — имел глубокий внутренний карман, так что "макаров" в нем не очень заметен.

Артем опять потерял сознание, так что мне теперь предстояло самое трудное.