Завтра утром - Лайза Джексон Страница 27

Никки сунула записку в сумочку и забралась в машину. Обычно она ничего не боялась, но сегодня что-то витало в воздухе, да и мысль о Бобби Джин Маркс в гробу вместе с мертвой, разлагающейся женщиной не давала покоя. Она журналистка. Она привыкла к тому, что мир полон боли и страдания, но когда страдают дети или животные, она не оставалась равнодушной. Никогда. Любого, кто причиняет зло невинным, надо засадить пожизненно или еще хуже. То же самое относилось и к мерзавцу, который бросил живую дышащую женщину в гроб к трупу. Какая смерть может быть хуже? Она вздрогнула и отъехала от тротуара.

Вечером.

Вечером — что?

— Господи, о чем ты только думал? — Кэтрин Окано стояла за столом и смотрела в окно, когда Рид постучал в ее полуоткрытую дверь и вошел. Окружной прокурор скрестила руки на груди и сердито барабанила пальцами одной руки по рукаву другой. Стройная, властная и решительная, она обрушилась на Рида: — Ты знал Барбару Джин Маркс, жертву в деле об убийстве, и напросился участвовать в расследовании? — Прежде чем он ответил, Кэтрин добавила: — И она была беременна. Ребенок, может быть, твой. Ты не усматриваешь тут конфликта интересов? — В ее голосе сквозил сарказм.

— Я хочу найти ее убийцу.

— Конечно, только ты отстранен от расследования. — Она посмотрела поверх очков в тонкой оправе. Строгая женщина лет сорока пяти, короткие светлые волосы, острый ум и пронизывающий до костей взгляд.

— Я знал Барбару.

— Ты заинтересованное лицо. И, кстати, эта женщина была замужем. Такой огласки управлению не надо. Если пресса узнает, для них это будет праздником. — Она отодвинула кресло и уселась, давая понять, что тема беседы исчерпана. — Это не обсуждается, Рид. Ты отстранен.

— Письмо в гробу адресовано мне. А в то утро по почте я получил еще одно, с липовым обратным адресом национального кладбища. Думаю, они от одного и того же человека. Кем бы он ни был, ему нужен я.

Она посмотрела на него.

— Тем более.

— Кэти, ты же знаешь, я с этим справлюсь. Я буду объективен, к тому же у меня взгляд изнутри на это дело.

— Хватит, Рид. Оставь. Нельзя.

— Но…

— И я предлагаю тебе добровольно сдать анализ на ДНК.

— Уже.

— Вот и хорошо. А теперь оставь это дело. Мы поступаем по правилам. — Она подмигнула. — Понятно?

— Понятно.

— Ну и прекрасно. Но если у тебя возникнет мысль что-то придумать за моей спиной, помни, что на кону твоя работа. Я чуть не свернула ради тебя шею, когда ты вернулся из Сан-Франциско. Не заставляй меня выглядеть идиоткой.

— Даже и не думаю об этом.

— Прекрасно, — она подарила ему первую искреннюю улыбку за день. — Значит, ты не будешь возражать против теста на отцовство и допроса детективом Макфи.

— Разумеется, нет, — сказал Рид, хотя и кипел от гнева. Он знал, что она ни в чем его не обвиняет и, наверное, даже не подозревает, но все равно было чертовски неприятно. Он направился к двери и уже на пороге услышал:

— Спасибо, Пирс. Я знаю, это непросто. Да, и… мои соболезнования, если… ну ты понял…

Если окажется, что это твой ребенок.

— Спасибо. Я понял.

Он вышел из ее кабинета и направился к своему. Его ребенок. Что, правда? Ну и дела, черт возьми.

Она была на кухне. Маленькая, с собранными в высокий пучок седыми волосами, с «вдовьим горбом» под халатом, она стояла у плиты и кипятила чайник. Как и каждый четверг — это был единственный день, когда служанка не оставалась на ночь. В старом доме было темно, за исключением голубоватого мерцания телевизора в спальне и теплого света на кухне.

Супергерой смотрел на нее с улицы. Он с нетерпением ждал того, что должно произойти. Мысленным взором он уже увидел убийство, и кровь быстрее побежала по жилам. В тени огромной магнолии он гладил здоровенного полосатого кота, которого держал на руках, и смотрел в небо. Серп луны был высоко, его с трудом можно было разглядеть через паутину ветвей и тонкий слой нависших над городом облаков. Кот нервничал, пытался убежать. Ну конечно, кто его пустит.

Засвистел чайник. Даже через стекло Супергерой услышал этот резкий звук. Отлично. Кот прыгнул, но не смог вырваться. Уже почти пора. По коже стекал пот. Надо иметь терпение. Еще несколько секунд.

Открылась задняя дверь. Старуха вступила в свет фонаря на террасе.

— Максимус! — прокудахтала она. — Иди, мой мальчик!

Кот начал извиваться.

В венах пульсировал адреналин. Время близилось.

Подожди. Рано.

— Сюда, кис-кис… Максимус, чертенок! Где ты? Идем, мальчик, идем, кис-кис. — В голосе послышалась озабоченность. Старуха ходила от одного конца террасы к другому и вглядывалась во тьму и густую листву сада.

Котяра начал царапаться.

Не сейчас. Еще рано. Кровь стучала в ушах. Подгоняла. Но он не двигался. Даже звука не издал.

— Да господи, вот непослушный. Иди же сюда… Пора!

Одним бесшумным движением он швырнул кота через забор.

Кот громко замяукал.

— Максимус! Ну что за черт? — Она бросилась вниз по лесенке… по кирпичной дорожке… шурша тапочками, побежала к воротам.

Он полез в карман. Пальцы в перчатках нащупали уже готовый шприц.

— Где ты, мальчик? Кис-кис, ты поранился? — Старуха возилась со щеколдой, когда он выскочил из тени. Она закричала.

Одной рукой он заткнул ей рот. Она боролась — удивительно сильная для старой костлявой карги.

— Время встретиться с Господом, Роберта, — злобно прошептал он ей в ухо, и она стала вырываться еще сильнее, тело отчаянно извивалось. Но с ним ей не справиться.

Свободной рукой он вонзил смертоносную иглу в хилую руку сквозь шелковую ткань халата. Старуха повернула голову назад и взглянула ему в лицо. Узнавание, изумление, боль. Она впилась в перчатку. Сильно. Зубы прокусили кожу.

Боль пронзила его ладонь.

— Сука! — прорычал он.

Ее последняя попытка спастись запоздала.

Все было кончено.

Глаза закатились, обвисла челюсть, обмякло тело.

Он перебросил ее через плечо. Кот с шипением выскочил из кустов и злобно уставился на него. Его единственный свидетель. И невольный соучастник. Глупая тварь не понимает, что больше не увидит свою хозяйку живой. И никто не увидит.