Жертвенный агнец - Карло Шефер Страница 27

— Ты сидишь в камере предварительного заключения! — заорал комиссар. — Не думай, что тебе удастся легко отделаться. Ведь на тебе висят сейчас пять поджогов. А я говорю — не пять, а четыре!

Адмир молчал.

— Когда я гнался за тобой…

— На самокате…

— Заткнись… Когда я тебя преследовал, ты треснулся о фонарь. Но только левой стороной своей пустой башки. Я ведь видел!

Адмир помотал головой и повторил со слезами на глазах:

— Это я все сделал.

Тойер подождал продолжения, но не дождался. Через некоторое время надзиратель отпер дверь. Комиссар ушел.

— С кем вы хотите переговорить? — Мангеймский сотрудник сосредоточенно изучал содержимое бумажного стаканчика, который держал в руке.

— Мне нужен Петер Плац.

— По какому вопросу?

— По профессиональным делам.

— Кто вы по профессии?

Усатый и немного грубоватый сотрудник, похожий на Хафнера (гейдельбергскому комиссару ни за что нельзя рассказывать об этом, так как он испытывал к мангеймским коллегам неприязнь на грани паталогической), оторвал глаза от стаканчика и удостоил посетителя взглядом человека, поднявшегося на высокую гору и устало созерцающего суету жизни, мельтешащей где-то у подножия.

— Я, — пропел могучий сыщик, — полицейский. Старший гаупткомиссар Тойер из Гейдельберга. А вы ведь не старший гаупткомиссар, иначе не сидели бы тут, на входе, как последний болван.

Парень перепугался, так перепугался, что вмиг спустился с горы. И стал самим собой, обычным оденвальдским простофилей, надевшим полицейскую форму.

— Да, то-то я смекнул, что вы не простой посетитель, а вылитый гаупткомиссар. Господин гаупткомиссар, так это вы гнались за поджигателем на самокате?

Тойер промолчал. Парень молниеносно слинял из приемной.

В этой части Мангейма, в Неккарштадте, отделение полиции выглядело как обшарпанный филиал сберкассы, филиал сберкассы походил на киоск, а киосками назывались дыры, куда хотелось поскорее сунуть деньги и убраться подобру-поздорову.

Да, Тойер тоже испытывал некоторую неприязнь к этому прямолинейному городу, хотя понимал, что это ужасно глупо. Соседние почти слившиеся города упрекали друг друга во всевозможных грехах, зато все вместе ненавидели Штутгарт с его швабским правительством. Все страшно нелепо.

— Ах, господи, кого я вижу? Тойер! Какими судьбами? Что, проблемы, коллега?

Типичный мангеймец… Надо подтянуть живот…

Ильдирим поглядывала в окно кабинета, дожидаясь Бабетту. Они уговорились, что в полдень вместе сходят куда-нибудь поесть. Сегодня в городе что-то не ладилось с транспортом. В принципе это должно было заинтересовать ее как работника прокуратуры, но не заинтересовало, она давно не звонила и в школьный родительский комитет. Хотя мать, родительница — не данность, а сравнительно сложная работа. И винить окружающих проще, чем что-то делать самой.

Бабетта не появлялась. Ильдирим мрачно склонилась над очередным делом: некий ловкач ухитрился стать нежелательным лицом почти во всех окрестных ресторанчиках и пивных. Тем не менее он сумел совершить еще один «подвиг». Новая пиццерия в Эммертсгрунде с замечательным названием «Три осла»: легкая закуска, затем детское блюдо «спагетти болоньезе», три бокала красного сладкого «шорле» — вина с минералкой. Далее все шло по обычному сценарию: прохвост не захотел платить и спокойно ждал, когда явится полиция. Прокурор неожиданно решила: надо как следует врезать наглецу, в основном за жуткий выбор напитка. Стук в дверь. Вошла Бабетта.

— Привет! — Приемная дочь небрежно смахнула со спины рюкзак; она носила его на одной лямке — так «круче». Ильдирим уже пыталась применять воспитательные меры, что-то говорила про неправильную осанку и важность хорошего здоровья, но все дело завершилось тем, что девочка вежливо поинтересовалась, как себя чувствуют курящие астматики.

— Я порвала с Озгюром.

— Да что ты? Неужели? — Прокурор собрала всю свою волю, стараясь не слишком бурно проявить свою радость.

— Он считает суперским то, что сделал парень из Мангейма, тот поджигатель. А сам при этом болтает направо и налево, что хочет стать полицейским. Тупой кретин.

Ильдирим встала:

— Ладно, сегодня пообедаем не в столовой. Пойдем в «Крокодил» или, скажем… куда-нибудь в Вестштадт! Да?

— Ты решила хорошенько это отпраздновать, да? — Бабетта откинула прядь с лица.

— Нет-нет, — поспешно забормотала Ильдирим, скрывая внутреннее ликование. — Просто, по-моему, это серьезный шаг и сделать его обычно бывает очень трудно. Кроме того, я считаю, что ты заслужила небольшой праздник… А вообще, я просто рада, что этот круглый идиот от нас отстал. Да, рада. Кстати, вы пользовались презервативами?

— Ясное дело, мама, — усмехнулась Бабетта. Они смотрели друг на друга.

— Как ты меня назвала? — На глаза Ильдирим навернулись слезы. — Как?

— Я случайно. Тебе не нравится? Неловко?

— Очень нравится, — всхлипнула прокурор и притянула к груди приемную дочь. — Я закажу самые дорогие блюда, какие есть в «Крокодиле», — добавила она, шмыгнув носом. — Малышка моя…

— Пожалуй, я должна сообщить тебе еще одну вещь, — прошептала Бабетта и погладила львиную гриву своей прослезившейся матери. — Вообще-то я снова влюбилась. Костас грек.

Через полчаса, в «Крокодиле», прокурор Бахар Ильдирим выбрала дежурное блюдо — не самое дорогое.

— Ты намекаешь на то, что я вынудил мальчишку дать признательные показания? — Плац улыбался, но получалось не очень убедительно.

— Боюсь, я могу намекнуть тебе еще на кое-какой нюанс, — буркнул Тойер. — Тут я вспомнил… Ты ведь левша…

Плац кивнул, его глаза сузились в щелочки. Вообще-то он не сильно изменился за эти годы. Выглядел почти так же, как прежде. Поджарый, короткий ежик волос, усы, очечки в тонкой оправе, искусственный загар, приобретенный в солярии, золотая цепь на шее. Из молодого сутенера стал старым.

— Так вот, правая щека парня выглядит плоховато. При задержании я случайно запомнил, что он не этой стороной морды влепился в фонарь. Значит, ты врезал ему один раз или, возможно, несколько.

Плац откинулся на спинку стула:

— Тойер, слушай, мы никогда не были друзьями, это ясно. Но парень находился в Гейдельберге, когда произошел поджог. Что это, случайное совпадение? Как ты думаешь? Про дом было написано в газете…

— Он практически не умеет читать.

— Зато он видел картинку, я точно знаю. Слушай, Иоганнес, вы там живете в вашем кукольном Гейдельберге… А тут огромный город! Я слышал о твоих успешных делах. Но у нас в Мангейме такие происшествия едва ли не каждый день…

— Ну конечно, — фыркнул Тойер, — и первая дрезина, и первый автомобиль — все из Мангейма! Между прочим, у нас в городе находится старейший университет Европы!