Средство против шарлатана - Кэролайн Роу Страница 27

В одежде, висящей на колышках, не оказалось мешочков, кошельков или потайных карманов, ничего примечательного не запуталось в простынях, которые Юсуф хорошенько перетряс, а потом аккуратно сложил. Оставались одни книги. Их было три. Юсуф осторожно по одной снял их с полки и положил на кровать. Первая была в высоту с его палец, а толщиной и шириной с мужскую руку. Две другие по высоте и ширине превосходили первую. Одна из больших книг была в мягком кожаном переплете, две другие — в грубой, тяжелой коже, и все написаны на пергаменте. Юсуф взял книгу в самом дорогом и причудливо украшенном переплете и бережно открыл ее. На широком поле первой страницы была изображена стройная фигура женщины, а ниже мужская фигура. Вид у них был довольно печальный. Золотистые локоны женщины рассыпались по плечам, образуя часть первой буквы книги. Она смотрела вниз, ее пальцы едва касались поднятой руки спутника. На женщине было голубое платье, такое яркое и сияющее, что сердце Юсуфа сжалось от тоски по краскам его родины; рыцарь в великолепных блестящих доспехах, украшенных алым гербом, не отрывал от женщины взгляда.

Юсуф, зачарованный, уселся на кровать. Он закрыл прекрасную книгу и принялся за две другие. На этот раз никаких волшебных букв, изящного шрифта, просто мертвые чернильные письмена, сплошь занимающие узкие маленькие странички, а вместо рисунков уродливые чернильные кляксы на шероховатостях пергамента. Юсуф бережно переворачивал страницы в поисках чего-то необычного и наконец поднял обе книги за корешки и принялся трясти их над кроватью. Ничего, кроме пыли. Он снова обратился к первой книге.

Шрифт был хоть и витиеватым, но понятным. Юсуф без труда произносил слова вслух, узнавал значение большинства из них, но общий смысл ускользал от него. Книга была написана на древней латыни, о которой ему еще предстояло много узнать. Он пожал плечами и отбросил попытки вникнуть в смысл. Сейчас слова были неважны. Его взгляд был прикован к рисункам и орнаменту. Юсуф перевернул страницу и увидел тонкую, гибкую охотничью собаку с головой, повернутой к закрученному хвосту, которая лежала внизу страницы, словно охраняя ее; через четыре страницы строчки были разделены изысканным узором, выполненным алыми чернилами, чуть тронутыми золотом. Юсуф долго смотрел на него, пытаясь запомнить вязь букв, а потом перевернул страницу. На пол выпал листок бумаги.

Мальчик положил книгу на колени, нагнулся и поднял листок. Тот был свернут маленьким квадратиком и адресован господину Лоренсу Мане. «Я должен прочесть, — виновато прошептал Юсуф, обращаясь к призракам, чья сила немного ослабела после того, как он взял в руки книгу. — Это может быть важно». Когда он развернул письмо наполовину, его сердце бешено забилось, словно он совершил опасное и постыдное преступление. Юсуф торопился. Ему удалось лишь уловить суть послания. Однако дальше юноша продвинуться не смог. Почерк был мелкий, буквы заостренные и плохо прописанные. Юсуф разложил бумагу на книге и попытался прочесть первые слова. Когда до него наконец дошел их смысл, он так сильно вздрогнул, что выронил листок на пол.

Из коридора донесся громовой голос.

— Где этот мальчишка? У него было достаточно времени, чтобы разобрать комнату по камню и вернуть все обратно.

Юсуф схватил письмо, кое-как сложил его и без лишних размышлений сунул за пазуху. С виноватым видом он снова раскрыл на коленях книгу, когда в комнату шагнул епископ.

— Молодец, — сказал он, глядя на книгу. — Ты нашел моего Овидия прежде, чем кто-нибудь решил присовокупить его к своей частной коллекции.

— Очень красивая книга, Ваше Преосвященство, — поспешно ответил Юсуф, вставая и передавая том епископу.

— Верно и очень дорогая, а также слишком сладострастная для мальчика твоего возраста. Ты что-нибудь прочел?

— Всего несколько слов. Я хотел посмотреть картинки.

— Что ж, но сначала расскажешь господину Исааку о своих находках. Только подумай, мой друг, этот смышленый паренек нашел ночной горшок. Можешь тихонько сесть в уголке и посмотреть картинки.

— Не стоит насмехаться над скромным сосудом для мочи, — заметил Исаак, который с некоторым изумлением прислушивался к разговору. — Он может нам многое поведать об умершем юноше.

— Еще я нашел под кроватью чашку, — добавил Юсуф, прячась от насмешек епископа за книгой. — Я поставил ее на стол рядом с ночным горшком.

— Что еще он приготовил для нас? — спросил Исаак.

— На столе, папа? — уточнила Рахиль.

— Начнем оттуда. Опиши все.

— Подсвечник. Свеча догорела до глиняного держателя. Еще медная чаша, которую не мешало бы почистить…

— В ней что-нибудь есть?

— Кажется, остатки пепла.

— Дай ее мне. — Исаак взял маленькую чашу и пальцем ощупал содержимое на дне, затем растер их пальцами и понюхал чашу. — Благовония, смешанные с другими веществами.

— С какими именно? — поинтересовался епископ. — И с чего ему взбрело в голову жечь благовония в спальне? Неудивительно, что у нас неприятности!

В голове Исаака промелькнуло несколько предположений, некоторые вполне разумные, другие крайне невероятные, но он не был совершенно уверен и потому не хотел делиться со своими спутниками.

— Возможно, мне удастся выяснить, — пробормотал он. — А теперь надо проверить мочу.

— Почти уверен, — начал Исаак, когда они покинули комнату, — судя по тому, как умер юноша, и другим признакам, он принял некое ядовитое вещество. У его мочи очень горький вкус и едкий запах. Также полагаю, что он принял снадобье добровольно. Яд был в той деревянной чашке, а не примешан к еде или питью.

— То есть он убил себя? — спросил Беренгер.

— Не совсем. Полагаю, он выпил из чашки, будучи уверенным, что находящаяся в ней жидкость исцелит его. Зачем бы тогда он стал так убеждать вас, Ваше Преосвященство, в том, что совершенно здоров, если сам в это не верил? Если человек предпринял отчаянную попытку распроститься с жизнью, он либо сожалеет об этом и умоляет спасти его, либо твердо намерен осуществить свое желание и просит дать ему умереть. Лоренс же утверждал, что здоров.

— Что было в чашке, господин Исаак?

— Пока не знаю. Попрошу Рахиль поискать в книгах сведения о подобных ядах.

Золотистые лучи октябрьского солнца проникали в окно библиотеки, заливая своим светом тяжелую книгу, которую просматривала Рахиль. Тихий шорох за спиной заставил ее испуганно вскочить и оглянуться.

В дверях стоял бледный и напуганный Юсуф.

— Что с тобой? — спросила девушка, и в ее голосе было меньше участия к нему, чем к нищему у ворот. Но нищий не прервал бы ее на середине предложения и не напугал бы так, что все мысли вылетели у нее из головы.

— Госпожа Рахиль, — прошептал мальчик, — кажется, я совершил ужасный поступок.

— Подойди сюда, если собираешься шептать, — сердито приказала она. — Что ты натворил? Что-нибудь украл? — спросила Рахиль, понижая голос.