Хорошее время для убийства - Энн Грэнджер Страница 27

— Разве Динс адвокат? Я думала, он писатель и социолог, — удивленно спросила Мередит.

— Диплом адвоката у него есть. Раньше он служил в какой-то конторе на севере, но ушел оттуда, чтобы целиком посвятить себя спасению заблудших юнцов.

— А разве Парди заблудший? Я имею в виду, разве у него уже были неприятности с законом?

— В наших краях еще не было. А в других местах его штрафовали за мелкие правонарушения.

Действительно, Саймон Парди не раз представал перед судом по ничтожным делам. Суд магистратов нескольких маленьких городков приказывал ему убраться из округи за то, что он попрошайничал, не имея на то разрешения, собирал пожертвования на нужды самых разных организаций. В последнее время он подвизался на ниве защиты животных. Последнее обстоятельство показалось Маркби любопытным. Не исключено, что у Парди доброе сердце, но мозги у юнца явно набекрень. Странный молодой человек. Наверное, участвуя в разного рода благотворительных акциях, он таким образом восполняет дефицит общения. С родными он, видимо, не в ладах, друзей почти нет. Даже местным противникам парфорсной охоты о нем почти ничего не известно.

— Он просто взял и объявился однажды, — заявил их предводитель. — Темная лошадка.

Маркби размышлял. Возможно, Парди действительно наивен и исполнен благих намерений. Или, наоборот, прекрасно понимает, что делает, причем действует из побуждений, о которых никому неведомо. Вполне возможно, он вовсе не стремится творить добро. Стоит навести о нем справки. Не был ли Саймон Парди замечен в связях с анархистскими группировками?

— Послушайте, Мередит, — Маркби подался вперед, — Гарриет скончалась на ваших глазах, вы же были свидетельницей предыдущей встречи мисс Нидэм и Парди. Для начала расскажите все, что вам запомнилось о трагическом происшествии на рыночной площади.

Мередит, на которой сегодня был пушистый вязаный свитер и джинсы, мелкими глотками пила чай. Собираясь с мыслями, она поджала губы, коснулась густой темно-каштановой челки, закатала рукава.

— Знаете, все очень странно! Кажется, я прекрасно все помню и в то же время не в состоянии точно сказать, кто где стоял и прочее в том же духе.

— Я и не жду от вас фотографической точности. Всего упомнить невозможно. Хорошо, что вы это понимаете. Худшие из свидетелей те, кто клянутся, что дело было именно так, как они рассказывают. Они явно заблуждаются, но упорствуют в своем заблуждении, и сбить их совершенно невозможно. Очень трудно запомнить во всех подробностях то, что случается неожиданно и при отвлекающих обстоятельствах. Но вы постарайтесь.

— Ну что ж. Гарриет подъехала очень близко к демонстрантам, что меня удивило. Как будто она их не замечала! Все попятились назад — все, кроме Парди, который шагнул вперед. А может, другие отошли, а он остался на месте? Точно не поручусь, как было дело. Он размахивал плакатом и выглядел при этом по-дурацки. Конь встал на дыбы. Гарриет упала… А Парди по-прежнему остался стоять на месте, очень довольный собой; он взмахнул руками, вроде как отдал честь. Коня Гарриет забрал Фирон, ведь так? Потом возле тела оказался Грин. Должно быть, он проехал сквозь толпу, но я не видела как. Он просто вдруг оказался рядом с Гарриет, снял цилиндр и посмотрел на нее.

— Что вы думаете о поступке Грина? — спросил Маркби.

— По правде говоря, от его жеста у меня мурашки побежали по коже. Он почему-то напомнил мне африканских колдунов-вуду; их ведь тоже изображают в цилиндрах?

Мередит живо вспомнила, как Грин, обнажив голову, посмотрел сверху вниз на Гарриет. Какое странное выражение появилось тогда у него на лице! Потрясенное? Нет, скорее, на лице у него было написано облегчение. Вот именно, облегчение! Но она тут же решила, что просто фантазирует, и оставила свои впечатления при себе.

— А вы что думаете? — спросила она, желая сделать паузу.

— Я? Строго между нами, по-моему, его жест был смешон. Хотя, наверное, он поступил правильно и, несомненно, желал таким способом выразить погибшей свое почтение. Кажется, Тому Фирону он не особенно нравится.

— Да. Я заметила, что Том разозлился. Может быть, он просто завидует Грину?

— Почему вы так решили? — Маркби посмотрел на Мередит с любопытством.

Она покраснела.

— Так, подумалось… Здесь очень жарко. Если не возражаете, я выключу отопление… — Она подошла к отопительному котлу. — Вот и все, что я помню. Извините, ничего лучше придумать не могу.

— Вам не показалось, что вид у Гарриет странный? Как будто она чем-то одурманена… И ведь она плохо держалась в седле?

— Да, показалось, еще как показалось! По-моему, она просто была на себя не похожа. Хотя, конечно, я не очень хорошо ее знала, знакомы мы были недолго. Тут я не судья.

— А теперь я взываю к вашей наблюдательности. Как бы вы ее описали? Как женщину, которую мучает похмелье? Под мухой?

— Алан, я не знаю! — резко ответила Мередит. — Я не имею права строить догадки. А вам не стоит меня спрашивать. Вы задаете провокационный вопрос. Услышав такое, судья вас перебьет и потребует, чтобы стенографистка вычеркнула его из протокола! Почему бы вам не расспросить доктора Прингла? Он лучше знал ее, чем я… И потом, он ведь врач, и потому его мнение более ценно!

— А, Джек… — уклончиво протянул Маркби. — Он в основном отмалчивается. Не знаю, что у него на уме. Хорошо, больше не буду задавать провокационные вопросы. Вы говорили, что в прошлую пятницу видели Гарриет в Бамфорде. Как она выглядела тогда?

— Прекрасно. Тогда она не была, как вы выражаетесь, под мухой. Когда я вернулась сюда, она подъехала следом на машине и пригласила меня к себе выпить кофе. Она тогда накупила много припасов к званому ужину. Рассказала, что ходила на кулинарные курсы. Наверное, мне тоже стоит записаться… — добавила Мередит, резко меняя предмет разговора. — Я почти совсем не умею готовить. Повар из меня никудышный. — Она вернулась к прежней теме. — Видимо, Гарриет любила принимать гостей. Во всяком случае, вечером в Рождество у нее был гость. Мужчина. — Мередит замолчала; ей стало неловко.

— Откуда вы знаете?

— Я их… видела. Правда, нечетко — на окне спальни жалюзи. — Мередит вспыхнула. — Не подумайте, будто я обожаю следить за соседями! Я не подглядывала, уверяю вас! Все вышло случайно. Минут через десять после того, как вы привезли меня домой, я поднялась в спальню, подошла к окну, хотела задернуть шторы. Он… тогдашний гость Гарриет… наверное, мог бы рассказать вам, в каком она тогда была состоянии. Подумать только… Нет, я ни на что не намекаю! Вероятно, ее гость точно знал, хорошо ей или плохо. Судя по тому, что мне удалось увидеть, плохо ей не было.

— А как ей было? Она была пьяна?

— Я и правда не знаю! По-моему, она могла выпить довольно много и не опьянеть. С прошлой пятницы я видела ее два раза…

— И что? — Маркби вопросительно поднял брови.

— Утром в субботу мы с ней встретились возле конюшни Фирона. Я вышла прогуляться. Гарриет догнала меня и повела показать своего коня. Потом мы расстались. Я пошла дальше, а она вместе с Меченым вернулась на конный двор. А в понедельник она приходила ко мне в гости на обед, пока в «Плюще» наводила порядок миссис Бриссет. Мы поболтали о детстве, вспомнили, как в сочельник читали святочные рассказы. Точнее, говорила почти одна я. Гарриет редко упоминала своих родных. Однажды на Рождество у нее была корь, отчего все домашние должны были соблюдать карантин. Вот, пожалуй, и все, что я узнала о ее семье. Она спросила, чем я занималась за границей. Потом я завела разговор о лошадях. У нее с детства всегда были пони и лошади. А Меченого она буквально спасла. Его могли сдать на бойню. Она увидела его на аукционе; его собирался купить один крупный мясокомбинат. Она перебила ставку в последний момент. Гарриет очень переживала из-за того, что лошадей и коров вывозят в Европу на скотобойни. Она рассказала, что в странах Общего рынка правила перевозки скота совсем не такие, как у нас; многие защитники животных боятся, что наши правила уравняют с европейскими. Гарриет говорила о страданиях несчастных животных, которых, кроме всего прочего, по правилам ЕЭС, даже не обязаны кормить и поить в пути. Самое ужасное, что Парди понял все совершенно превратно. Я хочу сказать, Гарриет очень любила животных. Она отдавала им душу и оказывала реальную, практическую помощь. Она много писала в разные инстанции о необходимости ужесточить правила перевозки скота. Дошла до самого премьер-министра!