Сукин сын - Вера Коркина Страница 26

Утром Авилов, собрав всю волю в кулак, решил навестить Наташу. Она казалась равнодушной, и ему не обрадовалась, даже наоборот. Увидев, как будто с усилием вспомнила, что он существует на белом свете, и воспоминание оказалось неприятным. Он выложил из пакета провизию, на которую она даже не взглянула.

— Где ты пропадал?

— Отравился грибами. Чуть не умер.

Наташа знала об этом из рассказов медсестры, ездившей на вызов. Как рыдала Нина, вцепившись в больного, как писала расписку, что отвечает за последствия. А кто она такая, возмущалась сестра, даже не родственница, знахарка… Эта картина стояла перед глазами. Чужая женщина бьется за Сашину жизнь, как за собственную, бесстыдно, ни в чем не сомневаясь. Кто дал ей право? Он?

— Выжил, и слава Богу. — Наташа отвернулась к окну.

— А ты как? Когда тебя выпишут? — он машинально вертел в руках сложенный до размеров конверта пластиковый пакет.

— Обещали на днях.

— И… что ты намерена делать?

— Не знаю. Ты все-таки меня бросил, не довез до моря.

— Так получилось. Я обязан жизнью этой женщине… — Наташа иронично пожала плечами.

— Все обязаны. Всех родили женщины.

— Похоже на то, — осторожно отступил Авилов. Наталья перевернулась на живот и зарылась носом в подушку. Спросила из глухого ватного далека:

— Что ты в ней нашел? Провинциальная актриса в возрасте. Последний шанс.

— Только, не это. Не обсуждение сравнительных достоинств. Я тебя прошу… — он начал злиться.

— Почему нет?

— Это американское кино. Расставаться друзьями, как цивилизованные люди, и прочее… И тут же пачкать соперницу, судить-рядить… Это не для меня. Кто может, тот пусть, я не хочу. Если хочешь, до моря я тебя довезу.

— Будешь сидеть за рулем, мечтая о другой женщине?

— Но отвезу, как обещал.

— Сашка, ты такой… Не представляешь, что значит тебя потерять…

— Это трудно представить. Я не девушка. — Авилов опустил голову.

— Я тебе желаю хоть раз побывать в этой роли. Чтобы ты понял, каково это. — Авилов понял, что сейчас она заплачет, а этого он вынести не мог. Ему было невмоготу, как будто мохнатое рыло осы где-то близко. Он переступил с ноги на ногу и признался.

— Наташа… Рукопись у меня.

— Так и знала, что она окажется у тебя!

Она села и быстро заправила отросшие волосы за уши. Авилов взглянул — уши были треугольные, как у индусов привилегированной касты.

— Почему? — Он позволил себе чуть-чуть улыбнуться.

— Потому что ты самый жадный и хитрый. По праву сильного. Кто смел, тот и съел. Прошу тебя, отдай ее мне. Пожалуйста, очень тебя прошу. Тогда я прощу все твои грехи.

— Зачем она тебе?

— Я знаю зачем.

У нее заблестели глаза. Равнодушия как не бывало, остался спортивный азарт.

— Так скажи.

— Нельзя, — она улыбалась.

— Так не пойдет. Скажи зачем, а я подумаю.

— А тебе зачем?

— У меня есть план, я же жадный. Тебе он не подойдет, он на грани фола, а ты девушка цивилизованная. Тебе-то она зачем? Для славы-успеха?

— Конечно. Не продавать же.

— Продать лучше. Это реальные деньги. А слава что? Сегодня есть, а завтра поскользнулся или забыли.

— Ты в этом не рубишь!

— Зачем сложности, если есть прямой ход на деньги? — Авилов недоуменно пожал плечами.

— Прямая — самое краткое расстояние между двумя точками, от колыбели до могилы. Это не жизнь, а арифметика.

— А по-твоему, она синусоида?

— Ну, она — это… Это… — она провела круг двумя руками. — Она должна манить риском. Да ладно, что тут разводить турусы на колесах, отдашь рукопись?

— Ты в распыл пустишь. По-пустому.

— А ты на дело? «Мицубиси» купишь?

— Зачем? Куплю земли, построю тут особняк и буду стихи валять.

Наташа после секундного столбняка захохотала так, что все закончилось кашлем.

— Что смешного? — обиделся Авилов.

— У тебя не получится! Не получится!

— Это еще почему?

— Ну дурачок! Думаешь, поселился в этом месте, так и стихи в голове завелись?

— А вдруг? Надо попробовать.

— Не может быть, что ты такой ребенок. Ты меня морочишь. Ну откуда в тебе стихи, на пустом месте не растет, это или накопленная культура, или ген творчества, он семейный, как у Бетховена.

— Ладно, понятно. Хорошего ты обо мне мнения! Значит, пустое место… Подумай сама, на что потратить рукопись? Ни на что. Только обратно в стихи, свое к своему!

Авилов ушел, размышляя о славе. Если добывать славу для денег — это перевертыш, потому что деньги снова надо пристраивать, чтоб приносили прибыль, и караулить, не спуская глаз. А если добывать деньги, чтобы заработать славу, это получше. Когда деньги для увеличения массы — это тупо. Лучше, когда для чего-то другого. Для слабых, распадающихся желтых листков с наклонным почерком, на которые опасно дыхнуть? Пока жизнь в листочках есть, все хорошо, все спокойно, мы не погибнем, будет все, как ты захочешь, будет мир у ног твоих! Главное, чтобы этот фокус не потерялся. Надо проведать Шурку, как он там, с наследником Довлатовым? Шурка умный, хотя иллюзионист. А зачем нужна безыллюзорная жизнь? Тупая жизнь рода. Один барахло накопил, следующий удвоил, третий утроил, а четвертый спустил. А первые тогда за что маялись, если нет перехода энергии в другое? Венцом любого рода должен стать человек духа. Листочки, старые, желтые, со словами, что в них? Тайна сия велика есмь и неразгаданна. Хорошо, когда что-то непонятно. Тогда хочется жить и видишь небеса, а в них облака, струи и прожилки. И толстые вены на стволах деревьев.