Колеса фортуны - Александр Егоров Страница 26

— Ну как бы нет, — нарочно ответил я. Но отец Михаила только улыбнулся и что-то шепнул охраннику. А сам обнял за плечи сына и пошел с ним к машине (это был новенький серебристый внедорожник-«лексус»). Мишка обернулся и поднял руку, будто собирался что-то сказать нам, но первым высказался охранник:

— Молодые люди, я очень попрошу вас следовать за нами. Это ненадолго.

— Не понял, — сказал Шериф.

— Поезжайте за нами, — закончил охранник негромко, поднимая с земли мишкин велосипед. — Прямо сейчас. У парня сегодня день рождения. Мой вам совет — не отказывайтесь.

С этими словами он повернулся и зашагал к джипу.

— Обожрем буржуев? — спросил Макс.

Эпизод 21. Это был высокий красный особняк с узкими стрельчатыми окнами. Из-за забора виднелся только второй этаж и еще высокая застекленная вышка непонятного назначения. Мы стояли у самых ворот, почему-то не решаясь войти.

— Ничего себе башня, — сказал Костик.

— Не сносит башню-то? — спросил Макс.

— Зачем сносить, ее только построили, — удивился Михаил. Макс только плюнул.

— Ты чего сразу не сказал, что у тебя день рождения? — задал я вопрос, и Мишка как-то сразу поскучнел, а потом сказал тихо:

— Я не хотел праздновать.

— Странно, — удивился я. — Сколько исполняется, кстати?

— Восемнадцать. Первый день рождения здесь.

— У нас подарка нет, — заметил Костик.

— Я вообще не хотел праздновать.

Из ворот выглянул охранник:

— Загоняйте телегу свою. Во дворе места хватит.

Это точно: места там было более чем достаточно. Вокруг простирался ухоженный газон (с травой нездешнего ярко-зеленого цвета), никаких тебе клумб и грядок, только газон. Несколько здоровенных сосен были оставлены расти на песчаных пригорках, видимо, в соответствии с неким ландшафтным планом. Еще здесь была довольно большая альпийская горка с какими-то цветущими эдельвейсами, с вершины которой проистекал настоящий ручеек: трубу подвели, не поленились, — решил я. Во всем был виден неплохой вкус. И еще здесь пахло большими деньгами.

«А вот помойки у них нету», — подумал я.

Наш автобус в гараж не влезал. Он остался стоять возле дома и выглядел здесь странно, как советский танк на Лазурном Берегу. Макс, чтобы усугубить впечатление, раздобыл грязную тряпку и принялся протирать стекло.

— Максик, хватит тебе тереть, — сказал я. — Потом шланг возьмем и вымоем.

— Точно, шланг есть, — подтвердил юный хозяин особняка. — Я могу принести.

— Ну не сейчас же, блин. Слушай, Мишка, а твой отец — он кто?

— Он адвокат в Москве. У него своя контора. «Островский и партнеры». Борис Островский.

— Ясно, — сказал я. Я слышал эту фамилию по телевизору. Островский, кажется, вел крупные дела. Денег у него, судя по всему, было до черта. А сын даже день рождения не хочет праздновать. Смотри-ка, и верно: не всё можно купить за бабки.

— Пойдемте лучше в дом, — предложил Мишка, беспомощно оглядываясь и ища нас взглядом. — Можно в башню подняться.

— А там и жить можно? — спросил любопытный Костик.

— Там моя комната. Вы посмотрите. Оттуда хороший вид… должен быть.

Внизу, в просторном полутемном холле, мы встретили Мишкиного отца. Он посмотрел на нас, невесело улыбаясь. Дождался, когда все пройдут, и поманил меня пальцем.

— Вас как зовут, молодой человек?

— Петр. Петр Раевский, — зачем-то отрекомендовался я.

— А я — Борис. Борис Николаевич, как Ельцин, да… Вы не удивляйтесь, что я вас вот так пригласил в гости. Сын, может, не решился бы. А у него ведь сегодня такой праздник… Вы же сделаете ему приятное? Посидите с ним? У него здесь так мало… знакомых…

— А скажите… Дистрофия сетчатки — это очень серьезно?

— Очень серьезно, — кивнул Борис. — По крайней мере, так мне сказали даже в офтальмологическом центре в Хайфе, а я готов был платить им любые деньги… И российская… и наша клиника тоже сомневается, возможно ли улучшение. Бедный мальчик. Он даже не может учиться… Я привез ему компьютер, провел интернет, но он уже почти ничего не видит…

Я смотрел на него, и на душе у меня становилось все тяжелее.

— Остается купить ему аккордеон, чтобы он играл, как эти слепые в электричках, — вздохнул Борис. — Но я купил не аккордеон. Я купил электрогитару «гибсон». Миша любит музыку, знаете, рок-музыку… Это бывает в вашем возрасте… Сегодня подарю ему эту гитару. И усилитель.

— Комбик? — спросил я.

— Кажется, да. «Маршалл». Мне сказали, хороший.

— Да уж, — согласился я. — У нашего Макса… Вы видели, рыжий такой… У него тоже есть электрогитара, только он на ней играет так себе.

— Вы будете смеяться, но Миша играет с детства… Правда, на простой, акустической гитаре. Он и песни пишет.

Я даже не особенно удивился.

— И вот что, Петр… Вы ведь все уже выпиваете, не так ли? Я угощу вас, в доме есть виски (я вздрогнул), джин, хорошее вино… Возьмите ради праздника, только не переусердствуйте, ладно?

— Я все понял. Мы попробуем развлечь его.

— Почему-то я вам верю. Это странно при моей профессии… Я, чтобы вы знали, адвокат… Таких историй наслушаешься… Кстати, ваша фамилия мне знакома, только не помню, в какой связи…

— Был такой декабрист, — подсказал я.

— Да, да… А также октябрист, роялист и пианист… Нет, конечно. Вы меня не путайте, юноша. Я запоминаю только то, что относится к делу… Особенно если это дело тянет на уголовное. Впрочем, как говорится, бог с ними со всеми… Отдыхайте…

Он пожал мне руку, затем не очень-то ловко похлопал по плечу, надеясь, вероятно, завоевать мое расположение. Но этого и не требовалось. Мне и без того хотелось помочь его дорогому Мише снова почувствовать себя нормальным парнем. Девчонку бы ему, да без комплексов. Мы-то что? Мы только вискарь бухать умеем… брр…

Потом я подумал вот о чем: значит, дело моего отца было достаточно громким в Москве, раз слухи дошли даже до самого господина Островского. Тогда не приходится удивляться, что за нами гоняются все, кому не лень.

А ведь здесь мы как в крепости, — подумал я. Мы можем переждать. Мы можем даже забраться на наблюдательную вышку… И еще тут есть компьютер с интернетом.

Эпизод22. На вышке было светло. С нее действительно открывался потрясающий вид. Мы узнали даже, куда ведет дорога: она петляла между невысоких холмов и в самом деле возвращалась на московское шоссе. Получалось, что мы заехали сюда совершенно зря. Об этом мне сказал на ухо Макс, а я только пожал плечами. Не то чтобы я стал фаталистом, но почему-то с некоторых пор мне казалось: всякое наше движение что-нибудь да означает. Даже если неясно, что. Говоря проще, всем нам не мешало бы схорониться в тихом месте на денек-другой, чтобы поразмыслить над этим. В этом смысле я и ответил Максу, и тот нехотя согласился.