Дай умереть другим - Сергей Донской Страница 26

На расстоянии вытянутой руки от Громова лежала телефонная трубка. Она упорно молчала. Трудно было удержаться от того, чтобы не проверять поминутно, не отключилась ли связь по какой-нибудь нелепой случайности. Но за минувший час Громов включил трубку лишь дважды и, убеждаясь в наличии долгого ноющего гудка, осторожно клал ее на место.

Ленка легла на диване в гостиной, а ему постелила на полу. Обычно она спала с Аланом в той комнате, которая служила здесь одновременно детской и спальней. Но Ленке было слишком трудно находиться в комнате, где прежде раздавалось безмятежное посапывание Анечки. Громов понимал свою дочь. Он и сам ни разу не переступил порог детской. Смотреть на осиротевшие Анечкины игрушки было невыносимо. Все равно что смириться с отсутствием внучки. Признать, что ее больше нет.

Тьфу ты!

Кофе уже остыл, но Громов отнял чашку от губ с таким видом, словно обжегся. Нельзя допускать даже мимолетной мысли об этом! Отчаяние накатывает одновременно с бессилием. Стоит опустить руки хотя бы мысленно, и все – ты уже заведомо проиграл. Не сделав ни одного ответного хода, не нанеся ни одного удара. Многому научился Громов в этой жизни, вот только сдаваться без боя не умел, даже если сопротивление грозило гибелью. Выживает тот, кто готов умереть, таков парадокс.

– Угостишь сигаретой?

Неслышно вошедшая Ленка стояла за его спиной, машинально наматывая на палец то одну прядь волос, то другую. Под глазами у нее лежали синеватые тени. Лицо осунулось, как после долгой болезни.

– Не спится? – спросил Громов, мучаясь от того, что на ум не идут слова сочувствия.

– Спать-то мне ужас как хочется, – призналась Ленка, беря протянутую пачку. – Да только уснуть страшно. Вдруг проснусь и услышу: все кончено… Нет! – Она помотала головой. – Лучше уж бодрствовать и ждать.

Она делала быстрые, частые затяжки, держа сигарету в кулаке, как прячущийся от родителей подросток. В ней вообще было много мальчишеского, вернее, мужского. Манера смотреть, двигаться, разговаривать. Настоящая папина дочка. Ничего общего с матерью, женщиной вздорной и капризной. Но чисто внешнего сходства с Громовым тоже ни на грош. Иногда ему приходило на ум, что в роддоме произошла какая-то ошибка и новорожденную случайно подменили. Подозрения рассеивались, когда он и Ленка толковали по душам, хотя в последнее время это случалось не часто.

– Кофе будешь? – спросил Громов.

– Нет. Мне в последнее время ничего в горло не лезет.

– Кроме дыма?

– Вот именно.

Помолчали, сосредоточившись на тлеющих сигаретах. Потом Громов раздавил свою в пепельнице и поинтересовался:

– Этот Зинчук, о котором ты мне рассказывала, он действительно очень состоятельный человек?

– Не то слово, – ответила Ленка.

Громов кивнул. Именно это он и хотел услышать. В конце концов, не будь Зинчука, не было бы и сложившейся ситуации. Это он подтолкнул Ленку к пропасти, предложив ей конвертировать полтора миллиона долларов нелегальным способом. Это благодаря ему и ему подобным люди начали верить в то, что для получения прибыли любые средства хороши. Вот оно, скромное обаяние буржуазии. Никто не мечтает о том, чтобы стать умным, добрым, честным. Все хотят быть богатыми. Но свободного места на вершине благоденствия слишком мало. Неудачников поджидает пропасть, каждого своя.

Он положил свою руку на Ленкину, ободряюще сжал ее и попросил:

– Расскажи мне про Зинчука поподробнее.

Она недоуменно вскинула глаза:

– Что именно тебя интересует, папа?

– Все, – сказал Громов. – Любые подробности, самые мелкие детали.

– Тебе что-то даст, если ты узнаешь, что Зинчук употребляет в пищу только черный хлеб? Или что он панически боится летать самолетами?

Внимательный взгляд, брошенный на дочь, подсказал Громову, что она знакома с местным олигархом значительно ближе, чем о том известно ее супругу. Дело даже не в том, что Ленка со знанием дела заговорила о пристрастиях Зинчука. Ее выражение лица – вот где крылась разгадка. Смесь блудливости и запоздалого раскаяния. При всех мужских чертах своего характера майорская дочь оставалась женщиной до мозга костей.

Громов едва заметно усмехнулся:

– Сдается мне, что ты все же приняла приглашение этого Зинчука.

– Какое приглашение? – Фальшивая интонация в Ленкином голосе резанула слух.

– То самое, о котором утром обмолвился твой благоверный, – спокойно уточнил Громов. – Он сказал, что Зинчук хотел закрепить ваши деловые отношения в ночном клубе.

– Не была я с ним в ночном клубе!

Вот это прозвучало совершенно искренне. Но тоже не исключало возможности того, что Ленка и Зинчук могли провести время где-нибудь еще. В гостинице или в какой-нибудь шикарной квартире с водяным матрацем и зеркальным потолком.

– Послушай, – поморщился Громов, – никто не лезет в твою личную жизнь. Меня интересует исключительно Зинчук, а не твои с ним отношения. Как его, кстати, зовут?

– Володя… Владимир Михайлович, – поспешно поправилась Ленка.

– Что он за человек? Образно говоря: с чем его едят?

– Да уж не с тем дерьмом вперемешку, в котором копошатся рядовые граждане.

– Многие, очень многие нищенствуют как раз по милости Зинчука, – холодно заметил Громов. – Такова особенность современных Мидасов. Половина того, к чему они прикасаются, превращается в золото. Остальное оказывается на поверку самым обычным дерьмом. Его расхлебывают те самые простые люди, которых ты так презираешь.

Ленка, похоже, пропустила эту тираду мимо ушей. Ее немигающие глаза остекленели. Вытянув сигарету из пачки, она тихо спросила, не глядя на отца:

– Что ты задумал, папа?

– Думаю, ты уже догадываешься, – сказал Громов. Он тоже не смотрел на дочь.

– Неужели ты собираешься?..

– Я собираюсь вернуть Анечку любой ценой. О моральной стороне вопроса можешь мне не напоминать, бесполезно. – Громов покрутил сигаретную пачку в руках, но закуривать не стал, швырнул ее обратно на стол. – Я, как ты помнишь, не в пажеском корпусе обучался. КГБ, потом ФСБ – вот мои университеты.

– Ты не сумел отбить Анечку с помощью оружия и решил раздобыть деньги у Зинчука! – провозгласила Ленка обличающим тоном. – Чтобы заплатить выкуп его деньгами, да?

– Это всего лишь один из возможных вариантов.

– Самый паршивый из всех возможных!

Громов прищурился:

– А не хвастался ли тебе господин Зинчук, откуда у него взялись четыреста пятьдесят миллионов рублей? Кого он обмишулил, облапошил, «развел», как принято выражаться в определенных кругах?

– Ну… – На Ленкином лице появилось выражение крайней растерянности. – У нас в стране невозможно зарабатывать честным путем. – Предупредив возражение отца, она уточнила: – Хорошо зарабатывать, я имею в виду.