Банда 4 - Виктор Пронин Страница 26

— Сегодня больше не буду.

— Хорошо, Борис Эдуардович.

Проходя мимо, Шанцев остановился на секунду, наклонил голову девушки, отвел в сторону волосы с затылка и осторожно поцеловал в ямочку. И, не добавив больше ни слова, вышел, подмигнув секретарше уже от двери...

Банк Бевзлина занимал два верхних этажа двенадцатиэтажного здания. Попасть на эти этажи можно было только с помощью лифта, у которого дежурили два молодца с короткими черными автоматами. Они проверяли всех, кто приближался к лифту.

Рядом стоял столик с телефоном, и, если сверху не поступала команда пропустить того или иного человека, увидеть Бевзлина у него не было никакой возможности.

Хотя оба охранника прекрасно знали Шанцева, иногда приходилось пропускать его наверх по несколько раз на день, но документы они проверяли каждый раз все с той же старательностью, если не сказать подозрительностью. Они словно догадывались, что кто-то мог замаскироваться под этого человека и обмануть их.

Как-то Шанцев, торопясь, решил пройти мимо охранников, но тут же наткнулся на короткий ствол автомата. С тех пор он больше не пытался упростить правила, введенные Бевзлиным.

Поднявшись на двенадцатый этаж, Шанцев прошел в конец коридора и снова уперся в автоматчика. Проверив его документы, тот пропустил Шанцева за железные двери, обитые кожей. За ними начинались апартаменты Бевзлина — короткий коридор с несколькими дверями по обе стороны.

— Здравствуйте, Борис Эдуардович, — приветствовала его секретарша без улыбки. — Входите, — она не дала ему возможности произнести ни единого слова, сразу ответив на все возможные вопросы.

— Здравствуй, Надя. Что хорошего в жизни?

— Ничего.

— Да? — удивился Шанцев, — Что так?

— А вы знаете что-то хорошее в жизни? Поделитесь.

— А весна? — Весна — это для общего пользования.

— Вообще-то да, — согласился Шанцев. Он избегал затягивать разговоры с секретаршей Бевзлина, чувствуя, что та его переигрывает. Последнее время появилась в ней какая-то жесткость, холодность. Впрочем, Шанцев знал причину этих перемен.

Бевзлину было где-то около тридцати. Порывистый, улыбчивый, готовый весело рассмеяться самой непритязательной шутке, он казался еще моложе. Люди, не очень близко его знающие, полагали, что у него постоянно приподнятое настроение.

Увидев входящего Шанцева, Бевзлин отодвинул бумаги, поднялся и, пока тот закрывал за собой дверь, успел пересечь половину просторного кабинета, залитого солнечным светом.

— Привет, Шанец! — приветствовал он его, протягивая сухую узкую ладонь.Жив?

— Местами.

— Возникли проблемы?

— Пока нет, но возможны...

— Правильно. Проблемы надо устранять до того, как они возникли, до того, как они проявили свою силу и власть, — Бевзлин сел в кресло у окна.Присаживайся, — рядом стояло такое же кресло. — Хочешь выпить? — он указал на бутылку с минеральной водой.

— Воздержусь, — Шанцев осторожно опустился в кресло, уже этим выражая уважение хозяину и признавая его первенство. Хотя смертельно хотелось ему просто упасть на мягкое податливое сидение и провалиться в него до самого пола.

Бевзлин выглядел беззаботным, смешливым, его белые зубы сверкали, глаза светились участием, легкая свободная одежда создавала впечатление молодости и уверенности. Но Шанцев знал, хорошо знал, насколько все это далеко от истинного Бевзлина. А впрочем, нет, он и истинный был такой же, смешливый и легкий в поведении, но это не мешало ему принимать решения, которые не то чтобы оказывались жестокими или безжалостными, просто они были нечеловеческими. Он не обладал качествами, которые принято ценить — сочувствие, готовность помочь или хотя бы понять. Бевзлин не умел прощать, не то чтобы не хотел, не умел. Его решения были быстры и правильны, но опять же с точки зрения робота, который выбирает наиболее рациональный путь, не считаясь ни с чем, кроме конечного результата.

— Говори, Шанец... Слушаю.

— Этот старик, который зарезал двух наших ребят...

— Я уже принял меры. Его нет.

— Знаю... Следователь доложил.

— Следователь? Он наш человек?

— Не думаю.

— Мешает?

— Пока нет... Но может.

— Помочь убрать?

— Рановато... Пока он ничего не сделал. Но заинтересовался. Его человек работает в домоуправлении... Выясняет, какие квартиры кому принадлежали, с каких пор, на каком основании.

— Ишь ты! — не столько возмутился, сколько изумился Бевзлин.Любознательный, значит?

— Да. Очень. Дело еще вот в чем... Он успел раскрутить старика. И теперь, вполне возможно, знает гораздо больше, чем ему положено.

— Шустрый, значит? Наш пострел везде поспел? — весело спросил Бевзлин.Сказано, давно сказано, еще в Библии... Знания рождают скорбь. Чем больше знаний, тем больше скорби.

— Хорошая мысль, — согласился Шанцев.

— Ты с ним разговаривал?

— Да.

— Он как, поддающийся?

— Мне показалось, что с ним можно договориться... Но слава у него дурная.

— Патриот?

— Энтузиаст. Фанатик.

— Законы уважает?

— Не всегда... Иногда не прочь все законы послать подальше и сделать, как сам считает нужным.

— Это же прекрасно! Значит, наш человек!

— Сомневаюсь, Толя... Сомневаюсь.

— Кто его окружает?

— Есть жена...

— Хороша собой?

— Достаточно хороша.

— Лишить жены. Хотя бы на время. Эти следователи очень привязчивы, они страшно переживают, когда лишаются детей, жен, любовниц... Еще кто есть?

— Друг, директор гастронома...

— Хороший гастроном?

— Ничего... В порядке заведение.

— Купи его. Не нужен ему гастроном. Перебьется.

— Есть парнишка... Помощник, юный друг, как говорится.

— Пусть исчезнет! — рассмеялся Бевзлин. — Для начала. Тебя что-то смущает?

— Толя, послушай меня... Я навел справки об этом Пафнутьеве. Крутой мужик, оказывается. Он побывал в хороших переплетах...

— Круче нас с тобой? — радостно удивился Бевзлин. — Неужели такое возможно?

— Не круче, конечно...

— Но где-то рядом? — подсказал Бевзлин. — Слушай меня, Шанец. Если он крутой, но не наш — убрать. Если крутой, но наш — приблизить, нагрузить работой, поощрить. Ведь он начальник следственного отдела? Хорошо бы на этом месте иметь своего человека, а?

— Хорошо бы, — согласился Шанцев.

— Значит, так... При малейшем сомнении — убирай. Без следов. По нашему законодательству, если есть труп — есть убийство, если трупа нет, то и убийства нет. Помочь? — Бевзлин улыбнулся белозубо, широко.