Траектория - Леонид Шувалов Страница 25

— Муж?

Паша Черный улыбается, но восьмым бабьим чувством понимаю — делает он это, прилагая определенные усилия. Уголки губ, как всегда при улыбке, чуть поднялись вверх, но глаза вместо того, чтобы заискриться, темнеют. Совсем незаметно, но темнеют. В считанные доли секунды все это прокручивается в моем мозгу. Продолжая жевать пирожок, беззаботно киваю.

— Ну да.

— Он у вас экономный? — снова улыбается Павел, но на этот раз более естественно.

— Ужасно! — говорю я, вынимаю из сумочки полиэтиленовый мешочек и укладываю туда оставшиеся пирожки, которые слишком хороши, чтоб оставлять их для откорма зажравшихся хрюшек.— А я в него!

— Понятно,— смеется Черный, помогая впихнуть в сумочку раздувшийся пакет.

32.

Исправительно-трудовая колония, куда мы добираемся после часа езды на автобусе, щетинится высоким дощатым забором и сторожевыми вышками, чем-то напоминая неприступные крепости оседлых народов прошлого.

Сержант внимательно сверяет наши удостоверения с физиономиями. У меня даже появляется желание для большего сходства с фотографией на документе снять шапку и изобразить обиду на весь мир. Именно так я выгляжу на удостоверении. Но сержант прикладывает руку к виску:

— Пожалуйста.

Забранная толстыми стальными прутьями дверь с металлическим лязганьем открывает свой замок, и мы входим на территорию. Вдоль «бетонки», выметенной так, что забывается, какое сейчас время года, тянется высокая железная ограда локальной зоны с далеко загнутыми внутрь концами. Пока идем мимо, на нас с неподдельным любопытством смотрят свободные от работ осужденные. Они редко видят новые лица...

Вскоре в кабинет, предоставленный в паше распоряжение начальником оперчасти, заглядывает высокий молодой мужчина в черной телогрейке и суконной шапке того же цвета.

— Осужденный Илюхин,— снимая шапку, представляется он.— Вызывали?

— Проходите,— говорит Павел, указывая па стул возле стола, за которым уже расположилась я.

Илюхин, громко ступая сапогами, подходит к столу. .

Разглядываю его широкоскулое лицо с едва заметно искривленным носом, торчащие красные уши и неожиданно доверчивые голубые глаза.

— Садитесь.

Он опускается, кладет шапку на колени.

— Станислав Евстратович, мы разыскиваем Репикова, поэтому хотелось уточнить некоторые детали совершенного вами преступления,— придвигая к себе бланк протокола допроса, говорю я.

— Бот жук! — с непонятным восхищением восклицает Илюхин,— Не нашли еще!

Смотрю в его чистые глаза.

— Вы этому рады?

— Почему рад? — обижается он,— Мне тоже одному за все отдуваться неохота. Просто удивляюсь. Забавно как-то получается.

— Забавно, что преступник на свободе?

Илюхин по-бычьи поводит головой.

— Да я не то хотел сказать.

— А что?

— Непорядок это... Тут люди за меньшее сидят, а он...

Против подобного суждения ни мне, ни Черному возразить нечего. Но молчание длится не очень долго.

— Спрашивайте,— говорит Илюхин.— Что знаю, расскажу. Какой мне прок его укрывать, все равно в групповом признали виновным, хоть его и не поймали.

— А вы как хотели?— вмешивается Павел.— Воровать вдвоем, а ответственность нести, будто и не было никакого сговора?

Илюхин огорченно машет большой рукой, как человек разуверившийся в том, что его когда-нибудь поймут до конца.

— Какой там сговор?!

— Самый обыкновенный,— возражает Павел.— Я читал приговор.

— Станислав Евстратович, как вы познакомились с Репиковым? — спрашиваю я, пресекая никчемный спор.

Илюхин охотно отвечает:

— Я в автоколонне работал, шофером. Мы обслуживали тресты, торги, большие магазины. Продукты по точкам развозили. Иногда посылали и в «Дубраву», где Репиков экспедитором был. Там с ним и познакомились.

— Сдружились?

— Не очень. Здоровались, разговаривали. Как обычно... Вместе же ездили за продуктами для кафе.

— Ну и как же это у вас получилось с тушенкой?

— По дурости... Приехали с дядей Веней, то есть с Репиковым, на мясокомбинат. Надо было несколько ящиков колбасы получить. Я под загрузку встал, а он пошел документы оформлять. Смотрю, грузчики уже набрались, пьяные, значит. А мне какое дело? Прилег на сиденье и дремлю. Я по утрам спать сильно хочу,— Илюхин стыдливо опускает глаза, будто невольно выдал сокровенное.— Здесь тоже не высыпаюсь... Проснулся оттого, что Репиков меня в бок толкает. Поехали, говорит, быстренько. Эти пьяные дураки вместо колбасы целую машину тушенки накидали... Я спросонья ничего не соображаю, а тут он еще погоняет...

— Так ничего и не сообразили?

Илюхин теребит в руках шапку.

— Как вам сказать?..

— Как было, тан и скажите,— говорю я.— Наказание вы уже отбываете, приговор, хотя вы и жаловались, оставлен без изменения. Сейчас-то зачем темнить?

— Ну, догадался,— с трудом выговаривает Илюхин.

— Почему же не остановили Репикова? — сухо вставляет Павел.

— Пытался... За ворота выехали, я было взад пятки, прокумекал маленько, что к чему. Да куда там! Он как накинулся, как давай меня честить. Дурак, кричит, жизни не нюхал. Подумай, дескать, своей башкой. Ведь это все равно, что «Волгу» в «Спринт» выиграть! А нам даже билет вытягивать не пришлось!.. Я его стал просить: давай назад отвезем. Спрашивает: за ворота вывез? Ну, говорю, вывез. Иди, говорит, теперь доказывай, все одно посадят, а то и вышка. С расхитителями сейчас строго, даже директора Елисеевского магазина в Москве расстреляли, а тебя-то и подавно... Пока он мне все это талдычил, мы уже километров пять от комбината отъехали. Одним словом, согласился я... Приехали на базу какого-то ОРСа, название сейчас а не помню. Вышел к нам Сурков этот, на суде мы с ним рядышком сидели. Пошушукались они. Втроем сгрузили мы тушенку, я с территории выехал. Потом пришел Репиков и дал мне две тысячи.

— А получилось хищение в особо крупных размерах, то есть на сумму свыше десяти тысяч рублей,— хмыкает Черный.

— А Репиков не обсчитал вас при дележе? — догадавшись, к чему клонит Паша Черный, спрашиваю я.

— Точно! — выдыхает Илюхин.— Наверняка, обсчитал! Я думал, что это Сурков врет суду, прибедняется, будто Репиков с него много взял — восемь тысяч.

— Что было дальше?

— Доработали до конца дня, загнал машину в гараж, пошли в вокзальный ресторан.

— При таких деньгах — очень скромный выбор,— роняю я.

Илюхин невесело усмехается.

— Это точно... Меня туда дядя Веня затянул. С башлями, говорит, светиться не стоит. А на вокзале все проезжие, в глаза бросаться не будем.