Вирус самоубийства - Ольга Игомонова Страница 25

— А если с ним что-нибудь случится? — не выдержала Антонина.

— Тогда нам сразу сообщат. Ты же знаешь, у него во всех карманах лежат визитки, а на них и название театра указано, и телефон, и сайт. Не переживай, ничего с ним не случится.

— Да я не переживаю, — с облегчением вздохнула Антонина. — Мне просто интересно.

— Он и о своем приезде никогда не сообщает. Любит, знаешь ли, сюрпризы. Типа вернется в Москву, заявится в театр без предупреждения во время спектакля, проберется потихоньку в зрительный зал и смотрит, что на сцене происходит. А потом нагоняй всем устраивает: и темпоритм ему не тот, и паузы не те, и экспрессии маловато…

— И что, так всегда бывает?

— Всегда. Но мы привыкли, не обижаемся. И каждый раз делаем вид, что он всех удивил своим неожиданным появлением. А на самом деле это секрет Полишинеля: как только он входит в театр, охранник нам всем немедленно сообщает, что босс вернулся.

— И что, вы сразу начинаете лучше играть?

— Да нет, мы и так стараемся играть хорошо, независимо от его присутствия. Но ему хочется всегда держать руку на пульсе, это же его работа. Да и нам, если честно, хороший нагоняй никогда не помешает.

* * *

Поболтав с Егором для приличия еще полчаса, Антонина потихоньку ускользнула из театра. В ее душе бурлили противоречивые чувства, но теперь она уже не беспокоилась о том, что с Игорем Борисовичем могло что-то случиться. В самом деле, если бы с ним произошло какое-нибудь несчастье, то в театр сообщили бы в первую очередь.

Но тот факт, что режиссер никогда никому не звонит, девушку не успокоил: ведь он же обещал ей позвонить! Обещал!!! Такое поведение только подтверждало то, что их отношениям пришел конец. И хотя Антонина всегда чувствовала, что расставание неизбежно, сейчас ей было и обидно, и горько, и очень больно. Она медленно брела по московским улицам и кусала губы, с трудом сдерживая слезы. Ей хотелось рационально проанализировать ситуацию, но подавить отчаяние и решить, что делать дальше, никак не получалось. Хладнокровная, ироничная и рассудительная девушка со странным именем Антон Треф вдруг снова оказалась растерянной и беззащитной Тонюсенькой. Первая в жизни любовь настигла ее внезапно, пронеслась разрушительным ураганом, разбудив незнакомые ранее эмоции и чувства, и также неожиданно исчезла, оставив ноющую боль в груди и пустоту в растоптанной душе. И если раньше выражение «разбитое сердце» казалось ей бессмысленным и банальным, то сейчас оно очень точно соответствовало ее состоянию.

Она долго и бесцельно бродила по городу, ничего не замечая вокруг. И если бы Игорь Борисович увидел ее сейчас, то он бы ни за что ее не узнал. У этой маленькой заплаканной девочки не было ничего общего с той остроумной и уверенной в себе миниатюрной девушкой, похожей на мальчика, которая так искрометно и легко придумала к его спектаклю гениальные декорации.

* * *

Когда и как она оказалась в своей комнате, Антонина не помнила. Наверное, ей помог внутренний автопилот, ведь она прожила в этом общежитии все свои студенческие годы. Очнувшись, она поняла, что лежит на своей кровати лицом вниз, одетая и в кроссовках.

За окном вечерело. Девушка почти целый день ничего не ела и не пила, но аппетита не было. Двигаться тоже не хотелось. В висках пульсировала ноющая боль, сердце билось, как раненая птица, а в душе была черно и тоскливо. Антонине казалось, что она навсегда лишилась эмоций и чувств. Приятное возбуждение, которое она испытывала на протяжении последних недель, сменилось апатией и полным безразличием к жизни.

Она перевернулась на спину и долго лежала неподвижно, уставившись в потолок немигающим взглядом. В комнате быстро темнело, но сил на то, чтобы протянуть руку и включить настольную лампу, у нее не было. Впервые за много лет она вспомнила психотерапевтическое отделение детской больницы, где ее когда-то лечили от депрессии и нервного срыва. Вспомнила она и несчастную Юльку — соседку по палате, которая с завидным постоянством пыталась свести счеты с жизнью. Лежа на казенной кровати студенческого общежития, девушка снова чувствовала себя безропотной и слабой Тонюсенькой, и ей вдруг очень захотелось услышать мягкий и спокойный голос психотерапевта Романа Яковлевича — столько лет прошло, а она все еще его помнила! Захотелось, чтобы он снова сказал ей, что все будет хорошо. Но Романа Яковлевича рядом не было, как не было и никого другого — ни друзей, ни родных. Тонюсенька была совсем одна. И сейчас, впервые в жизни, мысль о самоубийстве показалась ей не такой уж глупой и бессмысленной.

Девушка продолжала лежать неподвижно. Из ее закрытых глаз медленно текли слезы. Но вскоре усталость взяла свое, и она забылась коротким и беспокойным сном.