Последний клиент - Константин Измайлов Страница 25

— Пока устно.

— Понятно… — Сергей знал примерно способности Климыча к устному творчеству. Если оно не народное, то дело швах! — Сейчас закусим, и я по телефону надиктую от себя рапорт на ваше имя и ваш — министру, ну и пару бумаженций стоит заготовить на предмет проверки.

— По агентурным данным?

— Ну! Проверить-то они их ни под каким видом не смогут. А для нас повод для проведения оперативных мероприятий…

— Вот умный, блин!.. Мне баки забивать… А ты вон туда сходи… Они там не лыком, мать их! — Климыч огорченно опорожнил предложенный бокал и захрустел челюстями. — К тебе, может, сегодня-завтра вся эта братия нагрянет… Может, будут пытать!

— А насрать! Вот вам бы, полковник, к своему дружбану сходить…

— К которому?

— К заму по кадрам…

— Ну и чего?

— Пусть волну погасит. А мы тем временем с вами на очередные звезды участочек застолбим…

— Это как?

— Визг-то на ковре подняли по поводу пропавших ценностей?

— Ну…

— А скворцовский труп их беспокоит постольку-поскольку?

— Ну…

— Вот пусть прокуратура и занимается убийством моего сотрудника.

— Ну…

— А ФСК — по именам всех этих директоров пусть пройдется. Ведь нас и на выстрел к ним не подпустят…

— Ну…

— А мы займемся поиском пропавших ценностей.

— Где?

— Там, где они есть…

— А где? Ты-то сам знаешь?

— Я-то знаю. Но вот загвоздочка — нужна командировка за границу.

— Тебя? Да не в жизнь! С меня уже столько стружки сняли, что впору ящики для апельсинов из оставшегося сколачивать.

— Ну, так уж для апельсинов? — Грибман хитро прищурился. — Вы решайте ваши вопросы на высоком дипломатическом уровне, а я — на своем. И как только начнут наезжать, назовите пару фамилий, санкционировавших перемещение народного благосостояния за рубеж…

— Каких фамилий?

— Тех, чьи визы на документах стоят. Министр финансов там руку приложил? Приложил. И еще пара младореформаторов. Им же без халявных бабок реформы свои никак не запустить… Так что вам все вопросы разом отпадут. Как только вы предложите опросить всех этих временных свидетелей. Но предлагайте так, не настаивая. Задумчиво предполагая такую возможность.

— А что ты будешь делать?

— А я напишу заявление на предоставление мне профсоюзной путевки для лечения на водах в Спа.

— Хрен выгорит. В Хилово, Псковской области, за половину стоимости…

— Нет, я еще не настолько болен. Толька в Спа. — Сергей наполнил бокал Климыча. — За мое выздоровление!

— А начфину начхать на твои пожелания.

— Я знаю — ему чхать. И тем не менее предлагаю выпить за меня…

Она уютно устроилась в зале «ВИП» и, не торопясь, дымила «Давидовым», всю эту декабрьскую тоску и безнадегу орошая шампанским. Время, проведенное в застенках изолятора временного содержания, не смогло наложить на ее внешность сколь-нибудь заметных следов — госпожа Маркова по-прежнему являла собой воплощение непостижимой для мужчин женской сути. Женской — подразумевается плотской. Все остальное, составляющее женщину, — штука прилагательная. Грибман с минуту полюбовался неторопливыми, размеренными движениями Марковой и крякнул про себя от удовольствия: «Хороша, сука!»

Именно это замечание Сергея могло бы стать краткой характеристикой, отделяющей подобных представительниц слабого пола от остальных, хорошеньких, неглупых, стройных и домовитых. Именно этого типа женщин так опасаются женатые мужчины — они совершенны в своей кошачьей пластике, в собственной неизвестно как выработанной элегантности и развязности. Они хитры, и именно они способны довести до умопомрачения не только какого-нибудь юнца, сменившего отроческие угри на пиджаки с отвисшими плечами, но и действительно мудрых и едва ли на что способных чахнущих отцов семейств. И достичь этого просто парой сухих, равнодушных фраз, перечеркивающих всякую перспективу дальнейших близких отношений. Сергей подавил нарастающее волнение и легкой, слегка развинченной походкой приблизился к предмету своего внимания.

— Грустите? — произнес он бархатным баритоном.

Маркова не сразу, но повернула голову в направлении пока неопознанного, а потому и нелетающего объекта и мягко, продемонстрировав влажный ротик, улыбнулась:

— Да, посадка через полчаса…

— И куда соизволите отправиться в этот раз? — Грибману были доступны любые направления разговорного жанра, и если бы господин Андроников смог оценить свободу, с которой Сергей переходил от «высочайшего штиля» к жаргонизмам особо отличенных нашей пенитенциарной системой отбросов, то посчитал бы за честь работать с подобным мастером на эстраде дуэтом.

— Как недавно прозвучало с экранов — в страну банков и часов с кукушками…

— Свежее поветрие… — Грибман присел в кресло напротив и опустил к ногам портплед. Что это такое, он узнал пару часов назад, и, как это ни оскорбительно, от своей ненаглядной Нинон, принявшей, на удивление всем, самое активное участие в отправке будущего папахоносца в командировку за рубеж. — Раньше сей островок европейского благополучия ассоциировался с трагедией, постигшей легендарного профессора Плейшнера…

— А вы куда, если не секрет?

— В Лурд. К святым источникам.

— Так тяжело больны?

— Ну, не настолько, чтоб увлечь мсье Золя к свершению очередного литературного подвига.

— Довольно гаденькое произведение…

— Мне кажется, что сам Золя отдавал себе отчет в содеянном. Но, как говаривал наш преподаватель литературы в далеком социалистическом вчера, «Бальзак — великий французский писатель. И он тоже хотел кушать! Иначе совершенно непонятно, на черта ему было писать всю эту мутотень!» И прихлопывал по столу «Утраченными иллюзиями».

— Довольно странный поступок, — мурлыкнула Маркова. — И оправдан он мог быть только силой привязанности вашего педагога к творчеству Маяковского…

— Если бы только к этому! Тяга к алкоголю, берету и широким подтяжкам поверх пиджака приводила администрацию нашей школы в ужас! А на выпускных, когда кто-либо одаренный начинал рассуждать вслух о классиках соцреализма, он вставал из-за экзаменационного стола и покидал, во избежание сердечного приступа, помещение.

— И никто его не любил?

— Увы! Такова судьба всех не совсем нормальных. Хотя современная наука настаивает, что от идиотии до гениальности дистанция, равная успеху. А успех и удача — нечто эфемерное и могут быть отражены только бухгалтерскими отчетами.

— Очень запутано… Так куда? Действительно в Лурд?

— Да нет, конечно. В Цюрих. В тамошней клинике меня обещали избавить от застарелого артроза. — Грибман шевельнул левым плечом и достаточно искренне сморщился. — И это все мне обойдется в каких-то тридцать тысяч франков.