Королева сыска - Галия Мавлютова Страница 25

Но незаурядность, талант, высокий профессионализм ценятся в любой среде, разве только где-то это приносит деньги, а где-то — репутацию и уважение.

Лола уже давно не была проституткой в привычном смысле слова. Она быстро прошла путь от панельной девки до валютной проститутки, а затем перешла в разряд гетер, то есть работала только с элитными мужиками, и блестящая карьера!

Так вот, эта Лола являлась агентом Гюрзы — чуть ли не самым важным ее приобретением. И дело вовсе не в ценности информации. Дело в том, что Гюрза сделала невозможное — заставила своевольную Магдалину работать на себя. Причем безо всякой прессовки компроматом, просто заползла змеей в душу, нащупала там трещины и болевые точки — и умело распорядилась этим.

На днях Гюрза позвонила Лоле и попросила помочь. «Мне необходимо, сказала она, — выглядеть так, чтобы все остальные бабы на светском рауте, где соберется чуть ли не весь питерский бомонд, оказались вне игры. Что подскажешь?» — «Ну ты даешь! — отреагировала Лола. — Ладно. Раз так, сделаем. Позвони через день».

Юмашева позвонила и вечером того же дня приехала к Лоле домой. Ее ждал на диване целлофановый пакет с красным платьем. Гюрза надела его и подошла к зеркалу. Лола, усмехаясь, стояла у нее за спиной.

Какое дьявольское чутье подсказало этой девке, что именно нужно выбрать? И где она взяла такое роскошное платье? Впрочем, роскошных платьев много, но лишь это — одно-единственное — могло сотворить с Гюзель Юмашевой подобное чудо: тряпка скрыла все недостатки, одновременно заставив тело раскрыться в сладострастном призыве.

Бордовое снизу, лепестками перетекающее в кумачовое, в талии огненное, чуть выше алое и на груди, бесстыдно открытой, уже розовое. Платье — словно костер, облегающий тело.

— Да это же порнуха какая-то, — вполголоса пробормотала Гюзель.

— Конечно, — согласилась Лола. — К нему нужен черный жемчуг. Погоди, у меня где-то был.

Она взяла с туалетного столика шкатулку и высыпала ее содержимое на диван. По коричневой обивочной материи рассыпались, ударив в глаза блеском и разноцветьем, кольца, серьги, брошки, колье, бусы, заколки, кулоны. Проворные загорелые руки стали все это ворошить, раскидывать по дивану.

— Здесь нет, — сказала Лола.

И извлекла из-под того же столика еще одну шкатулку. Драгоценностей на диване прибавилось — Лола никогда не жалела денег на украшения.

— Тебя еще не грабили? — поинтересовалась Юмашева.

— А у меня сигнализация. И Сенечка опять же…

Монструозного вида ротвейлер Сенечка, услышав, что о нем вспомнили, завозился на своей подстилке.

— К тому же меня знают, серьезные не полезут, — продолжала Лола. Если только залетные дурики, но их свои же моментом вычислят и все мне вернут. Или ты их поймаешь.

— Я-то поймаю, но ты мне скажи: это не слишком? Все-таки не в ночной клуб иду.

— Женщина должна… О, нашла. — Лола крутанула на пальце ожерелье черного жемчуга. — Женщина должна кричать о том, что она — женщина.

Чтобы они не забывали, ради чего стараются, ради чего зарабатывают свои бабки или лезут наверх.

А все только для того, чтобы иметь роскошных баб. И пусть не строят из себя. Вот и пускай бросают тебе под ноги свои миллионы. Да и смотрится вовсе не вульгарно. Откровенно, вызывающе, но не вульгарно. А это главное… Надевай. Давай помогу. А то ты поди, уже лет десять украшения не носила.

— Мое украшение — ствол, — усмехнулась Гюрза. И тут же добавила:

— Крутость не в том, чтобы носить дорогие цацки и разъезжать на джипах. А в том, чтобы не носить и не разъезжать — при наличии такой возможности. Поэтому меня бандиты и уважают — за независимость… Учись, подруга.

А платье в самом деле — отпад.

Они с Аркадием оказались в толпе нарядных гостей. По залам Русского музея плавали возбуждающие аппетит ароматы. М-да, как-то непривычно, но придется примириться…

— Сколько же всего ожидается гостей? — спросила Гюрза у своего спутника.

— Приглашено сто восемьдесят. Не сомневаюсь, что столько же и припрется. Вон твой…

— Вижу.

Да, она увидела его. Он стоял на фоне «Последнего дня Помпеи». Стоял, держа в руке бокал, похоже, с красным вином. На нем был черный костюм, напоминающий френч и подчеркивающий стройность фигуры. Он беседовал с невысоким плотным… ба, да она его знает, артист, фамилию не помнит, зато помнит клип с его участием — в клипе рекламировалась «Алка-зельтцер», и этот артист очень убедительно изображал «мужика после вчерашнего». Судя по постоянным смешкам, переходящим в хохот, они, стоя под картиной Брюллова, беседовали на темы, весьма далекие от фундаментальных проблем бытия. Рядом с ними стояла женщина, которая, очевидно, и являлась упомянутой Аркадием законной супругой. Женщине можно было дать лет тридцать, плюс-минус пять (скорее, плюс). Почему-то Гюрза подумала, что это его первая жена. Первая, но поздняя, — мысленно добавила она. Во всяком случае, ей показалось, что он не из тех мужчин, которые пробивают себе дорогу рука об руку с женщиной. Нет, он казался представителем другой мужской породы, то есть был из тех, кто входит в чужую жизнь победителем, с лентой через плечо, из тех, кто считает возможным задумываться о женитьбе только тогда, когда утвердится в жизни, из тех, кто вводит жену в дом, который уже — «полная чаша».

— Пойдем представляться? — спросил Аркадий.

Где-то в соседних залах пробовали усилители — раздался режущий уши звук.

— Пойдем, — ответила Гюзель, заметив, что создателя близкого русской душе образа «после вчерашнего» увлекла в другой зал удалая, хохочущая компания.

Они подошли. Ее сердце дрогнуло — и вовсе не оттого, что перед ней была знаменитость. Со знаменитостями ее знакомили не впервые. Да и девичьи восторги («Ох, кто передо мной! Вот подружки обзавидуются!») остались далеко позади, уже в бинокль не увидишь. Хотя многие подружки позавидовали бы такому знакомству.

Известный, можно сказать, знаменитый модельер Волков стоял сейчас перед ней и улыбался.

Улыбались и они с Аркадием. Отчего же не улыбаться? Не на похоронах ведь…

Аркадий и Волков поздоровались («Привет, рад видеть». — «Добрый вечер, ты по-прежнему в отличной форме»), пожали друг другу руки, и Аркадий куртуазно приложился к ручке супруги модельера.

«Как же его зовут? — почему-то вдруг обеспокоилась Гюрза. — Все Волков да Волков, а по имени, выходит, и не знаю. Или забыла? Ну как же не знаю, что за ступор? Надо вспомнить хотя бы титры на экране…» Она вспомнила его имя, а в следующее мгновение Аркадий сказал:

— Иван. Модельер Иван Волков. А жену его зовут Марина.

Волков отвесил легкий поклон и произнес что-то галантно-обязательное (кажется, «рад познакомиться»). Супруга модельера окинула новую знакомую пытливым взглядом и, похоже, осталась в недоумении. Недоумение естественным образом вылилось в вопрос: