Вот это поцелуй! - Филипп Джиан Страница 25

– Я-то не располнела, моя дорогая Роза, а вот ты что-то бледновата. Или я ошибаюсь?

– Ах, и не говори! У меня воспаление мочевыводящих путей. Подхватила инфекцию.

– Да что ты!

Она была убеждена, что подхватила эту заразу то ли в общественном туалете, то ли в фитнес-центре на тренажере, хотя там обязательно надо было подкладывать чистое полотенце. Роза вовсе не имела ничего против представителей других рас, но отмечала, что правила гигиены одинаковы для всех, однако больше не соблюдаются.

Я слушала ее вполуха, одновременно рассматривая особый лак для укрепления ногтей на основе сока листьев китайского чая дочу и корейской моркови. Ну и балаболка эта Роза! Под вечер, когда стресс немного отпускал и единственное, чего хотелось, – оказаться дома, пройти босиком по ковру, налить себе рюмочку, рухнуть в кресло и посмотреть по ящику ситком, чтобы покой вместе с мягким полумраком окутал твою душу, – в такой момент встретить Розу было все равно что получить тяжелой дубинкой по кумполу.

Моя тележка наполнялась, а ее оставалась пустой. А вот они с мужем купили полноприводник, чтобы выезжать на уик-энд за город. А она поменяла занавески. Они с мужем вог уже три недели принимают ДГЭА, [11]они установили новую сигнализацию, на сей раз они проголосуют, пожалуй, за правых, ей сделали маммографию, от разговоров обо всяких преступлениях ее по ночам мучают кошмары, они жертвуют деньги на постройку школы в Тибете, на одной из вечеринок они встретили Мика Джаггера, она уверена, что пища, богатая клетчаткой, вызывает понос, они благодарят Господа Бога за то, что у них нет детей, потому что будущее представляется им чем-то жутким, она больше не потребляет молочные продукты.

А потом вдруг посреди этого бреда она спросила меня, завершил ли Фрэнк свое небольшое расследование. Я взглянула на нее с удивлением:

– Расследование чего?

– Ну, ты же знаешь! Насчет этой девицы…

Вот теперь она меня заинтересовала. Так, походя, я узнала приятную новость, что Фрэнк больше рассказывает другим, чем мне. Очень радостно узнавать такое.

– Ты имеешь в виду Дженнифер Бреннен?

– А ты не в курсе?

– Ну еще бы! Он вбил себе в голову, что должен изучить мое ремесло. Ну, ты понимаешь. Такая у него новая блажь! Конечно же я в курсе…

Я повела ее в кафетерий пропустить по рюмочке. На город спускались вечерние сумерки. Над стоянкой тянулись узкие, длинные, красноватые перьевые облака, в полумраке подмигивали огни автозаправки, там суетились женщины, склонявшиеся над багажниками своих авто или над детскими колясками.

– Ты ведь знаешь, Роза, какие они, мужчины, они нам мало что говорят, все из них нужно тянуть клещами.

– Они иногда просто невыносимы. Они считают себя настолько выше нас! Но что ты хочешь, приходится выбирать между ними и улицей. Это как с гражданскими правами. Да, приходится выбирать. Порой я слышу, как люди громко сетуют по поводу нарушения их гражданских прав, но ведь мы живем в таком опасном мире. Ты со мной согласна?

– Конечно, Роза. Но все же что он тебе сказал?

– О, мне-то он ничего не говорил. Будет он со мной откровенничать, как же! Говорил-то он с Джорджем.

– Ах да, их вечные чертовы тайные перешептывания! Нет, это уж слишком! Ладно, Роза, выкладывай.

Фрэнк помог мне приготовить ужин. Я молчала как рыба. За столом я тоже не произнесла ни слова. Вела себя так, словно его вообще нет.

– Ты на меня сердишься? – спросил он, очищая яблоко.

Я встала, чтобы убрать со стала, не удостоив его ответом. Он потащился за мной на кухню, где я принялась мыть посуду.

– Ну хорошо, хорошо, со мной в последнее время было не слишком-то весело. Прости.

– А с тобой всегда не слишком весело. Ты не знал? – сказала я сухо и протянула ему тарелку, чтобы он ее сполоснул. – Думаешь, ты самый умный, да?

– Ну, послушай, что я такого мог сделать? Дай я угадаю: ты скажешь, что близится конец семестра, что я завален работой, но это все не важно…

– Не трудись. Я только что говорила с Розой.

– Ты только что говорила с Розой… понимаю, понимаю… И как всегда, когда ты поговоришь с Розой, у тебя отвратительное настроение. Мне следовало бы догадаться.

Секунду-другую я пристально смотрела на Фрэнка, потом круто повернулась и ушла с кухни, только попросила его не оставлять надолго открытой горячую воду. Думаете, Фрэнк будет споласкивать тарелки холодной – ха-ха!

Я скинула туфли, сунула вещи в бельевую корзину и натянула на себя одну из футболок до колен, которые скрывали мои толстые ляжки, а их кожа, к слову сказать, была необычно нежной. Липовый цвет и миндаль и никакого секрета. Потом я рухнула в кресло.

Оттуда, где я сидела, мне была видна луна и звезды, а также крыши зданий университета, в котором я училась и как сумасшедшая влюбилась в преподавателя, не оправдавшего всех моих надежд и сейчас расставлявшего посуду в буфете у меня за спиной, размышляя, какую бы ерунду впарить своей женушке, которую он, похоже, держал за полную дуру. Тогда он преподавал у нас литературу. Ему я обязана знакомством с Достоевским, Хемингуэем и Набоковым, а также двадцатью лишними килограммами веса и пребыванием в клинике после попытки самоубийства, которую я полностью провалила. Я спрашивала себя: выиграла ли я от связи с Фрэнком? Набоков – это все-таки немало, ведь так?

По крайней мере, он прошелся по комнате пылесосом. Шерстинки ковра еще стояли торчком и являли взору яркие краски, так что весь ковер выглядел как в первый день после покупки. Я сунула пальцы ног в эти густые заросли и решила не гнать волну.

Я позволила Фрэнку заговорить:

– Роза начинает мне надоедать. Серьезно, она меня раздражает. Я начинаю думать, что в отношении нее ты была права. Роза – сущая дрянь.

– А я тебе это всегда говорила.

– Но ты не переживай. Я погашу долги, Пуду давать частные уроки. Студенты у меня в этом году такие слабые… но разве можно научить смелости?

– Ну да…

– Я им говорю: «Если у вас нет смелости, что вы делаете на моих лекциях, зачем вы записались ко мне в семинар? Как вы думаете, что такое литература? Думаете, вы здесь, чтобы развлекаться?»

Он закурил и разогнал дымок рукой. Пытался угадать, что у меня на уме.

– Я прав или не прав?

– Послушай, Фрэнк, было время, когда мы говорили откровенно. И тогда все было проще, много проще. По крайней мере, мы доверяли друг другу.

– Прости, но мы и сейчас доверяем. Прости.

– Но ведь ты ничего мне не сказал про эту девчонку. Ты не говорил, что решил поиграть в детектива. Ты разве мне хоть слово сказал? Нет, Фрэнк, по-моему, ничегошеньки.