Безжалостный Орфей - Антон Чиж Страница 25

Аполлон Григорьевич не мешал трагедии сладкоежки и вызывающе хрустел леденцами. Он понимал, что в душе мальчишки творится полный раздрай и она полна сомнений. В этот раз старший товарищ не мог шутить или подтрунивать. В своей душе он наблюдал не меньше миллиона терзаний.

Если оценить хладнокровным разумом, что более всего и требовалось сейчас, ничего ужасного или непоправимого не произошло. Ничем его научная честь не задета, никакого отношения к раскрытию двух мнимых самоубийств он не имеет. И все, начиная от полицеймейстера до приставов, будут только рады, если он забудет и отстанет от них со своими выводами. Дела тихонько полежат в ящиках и будут благополучно забыты. Так что самое разумное, с точки зрения чиновника, а ведь он, как ни крути, коллежский советник, превратить две мелкие неудачи в одну большую удачу для своей карьеры. Вендорф не забудет служебного послушания. А новые жертвы… Ну что жертвы. Не эти, так другие. Какая, в сущности, разница?

Но так уж странно устроен характер Аполлона Григорьевича, что не мог он на брошенный вызов отвернуться, сделав вид, что ничего и не было. Это было бы предательством… Чего? Он и сам не знал. Только чувствовал это так же верно, как знал действие всех ядов. Человек рационального склада ума, он не был подвержен случайным эмоциям. И если что-то его цепляло, он не сдавался до тех пор, пока Лебедев не брал верх.

Эти случаи зацепили дальше некуда. Умный и находчивый преступник гуляет безнаказанным, а у него нет сил… Да что там: нет у него Ванзарова, который бы нашел способ, как остановить убийства. А есть только вот этот… Коля, мальчик хороший и в чем-то сообразительный, но в лидеры не годится. Достиг своего потолка. Помощник из него бесценный. Только рулить некому. Пора игру в «юные сыщики» потихоньку сворачивать. Иногда надо и проигрывать. Тысячи полицейских и не с таким камнем на сердце живут, и ничего, в ус не дуют. Подумаешь, сдался на милость убийцы. Этому просто повезло. Пока еще. Все равно попадется, не в этот раз, так в другой. Никуда не денется. Девочек, конечно, жалко… Но сыска, как и науки, без жертв не бывает.

Уговаривая себя подобным образом, Лебедев совсем успокоился, во всяком случае, он так решил. Теперь осталось кончить дело так, чтобы у мальчишки не осталось незаживающей раны. Ну или почти не осталось. Про свои раны Лебедев предпочитал не думать.

— Не переживайте, Николя, — сказал он непривычно мягко. — Сделали все, что могли. Настоящий молодец. Очевидно, в этот раз нам придется отступить. Впереди еще много всего будет. Отыграемся.

Не меняя позы полководца, Коля тихо сказал:

— Как бы сейчас поступил Родион Георгиевич?

Этот вопрос не давал покоя. Аполлон Григорьевич раздавил невинную конфетку, отчего вздрогнул нежный официант, и сказал:

— Ванзаров стал бы думать. И задавать простые вопросы.

— Что нам мешает это повторить?

Детский вопрос застал врасплох. Хоть Лебедев четко распределил роли: кто ищет, а кто думает, но какое разделение, когда оба на волоске висят. И он сделал то, чего никогда бы не сделал еще вчера: позволил Коле развить свое мнение.

— Постараюсь скопировать его манеру… — сказал Гривцов, смутившись. — Извините, я не то…

— Ладно вам, не тяните.

— Спасибо… Итак, имеем двух мертвых барышень. Что между ними общего?

— Одна брюнетка, другая блондинка.

— Аполлон Григорьевич!

— Возраст примерно до двадцати пяти лет, хорошенькие, я бы сказал — симпатичные. Приехали из провинциальных городов. Учительницы… Намекаете, что кто-то так ненавидел гимназию, что теперь расправляется с учительницами? Не все были двоечниками, как вы, Николя.

— Мы сбились с простых вопросов, — одернули великого криминалиста, и он не нашелся чем огрызнуться. Действительно сбились. Лебедеву стало интересно, чем это кончится. Уж больно сосредоточенное лицо стало у Коли. Как будто собрал в кулак все извилины. Даже покраснел маленько.

— Извините, коллега, — сказал Аполлон Григорьевич. — Продолжайте…

— Что еще общего в барышнях?

— Содержанки недешевые…

— А в телесном, так сказать, плане?

— Не девственницы.

— Ну, Аполлон Григорьевич!

— Строгости у вас, коллега, и пошутить не даете… Правильно, так и надо. Я бы сказал, что комплекцией довольно схожи. Пухленькие, среднего роста.

— Сколько примерно весят?

— Не взвешивал. Не меньше пяти пудов [3]живого веса. Точнее, уже мертвого.

— Их взвешивали… То есть вешали уже мертвыми?

— Можете не сомневаться.

— Слышал, что мертвое тело еще тяжелее поднять, чем такое же живое…

Лебедев не ответил, но жевать перестал.

— Хотите сказать, что…. — начал он.

— Именно: нужна сила, чтобы их поднять и подвесить!

— Это еще ни о чем не говорит, любой мужчина средней комплекции, ну чуть крупнее вас, с этим справится. Да и вы бы справились. Хотя веревку еще закрепить надо. Может быть…

— Вот! — с тихим торжеством сказал Коля.

Искорка надежды, даже не искорка, а так, легкая тень промелькнула в душе. А ведь мальчишка не так глуп, как кажется. Вдруг чудо случится, и на самом деле нащупает ниточку. Надо помочь…

— У вас получается крупный, сильный мужчина, который может дотянуться до крюков, — сказал Аполлон Григорьевич. — И при этом совершенно невидимый.

— Разве мы определили, что был мужчина?

И этот детский вопрос поверг криминалиста в некоторую задумчивость.

— Что хотите сказать? — спросил он.

Коля не выдержал и заторопился, так хотелось ему скорее преподнести сюрприз:

— Я когда утром опрашивал свидетелей в «Дворянском гнезде», швейцар сказал, что вчера про Саблину двое спрашивали. Ближе к вечеру господин приезжал, остался в пролетке, мальчишку вместо себя послал. Но швейцар его заметил. А вот днем, почти сразу после полиции, приходила дама. И не простая. Швейцар описал ее как толстую громадину. Денег ему дала, чтобы он про нее забыл. Понимаете?

— Нет, — подыграл Лебедев.

— Ну, господин — это понятно: любовник приезжал. Что-то заподозрил, испугался и остался в пролетке, гонца вместо себя послал, а дама… Сегодня в гостинице я за углом стоял, чтобы не попасться на глаза приставу. И вдруг появляется дама. Смотрю на нее: что-то не так. Явно нервничает, так нервничает, что еле идет, сумочку теребит. Но вида представительного, в мехах. А сама — ростом с гренадера, высокая, крепкая. Заметила, что в номере полиция, и сделала вид, что ее не касается. Прошла мимо. Я обежал этаж и стал ждать. И знаете что? Она сразу спустилась по другой лестнице. Дама эта в номер к Лукиной шла, да только полиция ее спугнула. Но ее я хорошо запомнил, смогу опознать.