Живая бомба - Фридрих Незнанский Страница 25

— Вячеслав Иванович, здравствуйте! Это Поремский.

— А, Володя. Привет! Как поживаешь?

— Лучше всех. А вы?

— Тоже ничего. Чего звонишь? По делу или просто захотел услышать мой дивный голос?

— По делу. Хотя голос у вас тоже ничего. Вы сейчас не заняты?

— Не особо, Володь. Излагай.

— Вячеслав Иванович, как вы знаете, я сейчас веду дело о трех убийствах. Мы пришли к выводу, что все они совершены спецами из одной конторы, которая реализует заказы на ликвидацию людей. Заказчик, судя по всему, тоже был один и тот же. Зацепок у нас, к сожалению, почти никаких. Вот я и подумал, может, вы поговорите со своими ребятами? Возможно, кто-нибудь из них даст наводку. Вспомнит что-нибудь. Порекомендует поговорить с кем-нибудь из ваших агентов.

— Наводку, говоришь? — Грязнов в трубке непонятно хмыкнул.

Ожидая ответа, Поремский взглянул на Камелькова. Тот заерзал на стуле и почему-то покраснел.

— Вот что, — заговорил наконец Грязнов. — Есть у меня один знакомый специалист… Он давно в отставке.

Раньше работал в отделе внутренних расследований. Человек, прямо скажем, малоприятный, но башка у него варит неплохо. Очень уж, гад, наблюдательный. Да и память у него феноменальная: раз услышит твое имя и через десять лет повторит. Давай-ка я ему звякну и сведу с тобой. Идет?

— Идет.

— Не уходи далеко от телефона. Пока!

Дожидаясь звонка от Грязнова, Поремский и молодые следователи успели еще раз обсудить дела, попить кофе (а Камельков еще и слопать три бутерброда с ветчиной) и рассказать друг другу пару актуальных анекдотов.

Перезвонив, Грязнов начал сразу с дела:

— В общем, так. Зовут его Виктор Криворукое. Сейчас он у нас что-то вроде вольного консультанта» Мы платим — он… в общем, он советует или делится информацией, которой владеет. Я позвонил ему и сразу договорился о встрече. В том смысле, что через час ты должен быть у него дома. Записывай адрес… — Грязнов продиктовал адрес Криворукова. — Я прикинул — ты должен успеть. Даже минут пятнадцать в запасе останется. Так что ноги в руки — и двигай к нему. Особо с ним не спорь и не груби. Больше слушай, чем говори, понял?

— Так точно.

— Ну все. Если что-то нароешь — расскажи.

Дверь Поремскому открыл высокий, сухопарый мужчина лет шестидесяти. Лицо у мужчины было узкое, губы — тонкие и белесые, уши — большие и оттопыренные, а черные маленькие глазки смотрели испытующе, словно пытались проникнуть внутрь организма гостя и выяснить, какую еще заразную и неизлечимую болезнь принесло ему человеческое стадо.

— Вы вовремя, — сказал мужчина, впуская Поремского в квартиру. — Опоздали бы на пять минут, я бы, пожалуй, и не открыл.

— Это еще почему? — удивился Поремский.

— Опоздать — значит проявить неуважение к человеку, который вас ожидает, — назидательно сказал Криворукое. — А разве стоит ожидать уважительного отношения от человека, с которым сам так по-хамски обошелся?

— Интересная теория. Получается что-то вроде маленькой мести, так?

Криворукое не согласился:

— Нет, не так. Скорее, это воспитательная мера. Ведь правосудие, сажая преступника в тюрьму, не мстит ему за его преступление, а всего лишь дает понять, как жестоко он ошибался в оценке своих сил.

— И только в оценке?

— Разумеется. Быть неуловимым преступником — это талант. И дается он не каждому.

— Кем дается?

— Дьяволом, я полагаю. Ну что ж, Владимир Дмитриевич, давайте попьем кофе?

— Я что-то не очень хочу… — начал было Поремский и, заметив, как посуровело и осунулось лицо Криворукова, поспешно добавил: — Я сегодня уже выпил чашек десять.

— Ну что ж… Тогда чаю. Полагаю, от чая вы не откажетесь?

Криворукое пристально посмотрел на Поремского. Тот с готовностью кивнул:

— Не откажусь. Напротив — буду очень признателен.

— Ну вот и славно. Проходите в комнату и садитесь где вам удобно. А я скоро приду. — Криворукое направился на кухню, но на полпути обернулся и сурово произнес: — Только, пожалуйста, не трогайте ничего руками. Просто сядьте и ждите.

«Н-да… Личность и впрямь в высшей степени неприятная», — подумал Поремский, глядя на тощую спину удаляющегося «консультанта».

Он скинул туфли, подумав секунду, надел мягкие тапочки, которые стояли в прихожей, и потопал в комнату. Едва переступив порог, Поремский замер, открыв от удивления рот.

— Вот это да! — выдохнул он.

Комната была похожа на музей военной техники. Под потолком висели планеры, истребители и бомбардировщики времен двух мировых войн. На широких стеллажах стояли танки, бронетранспортеры, армейские джипы и зенитные установки. Все это было сделано из пластика, картона и жести.

Поремский подошел к висящему на длинной нити самолетику и с улыбкой уставился на маленького пилота, сосредоточенно глядящего прямо перед собой сквозь круглые летные очки.

— Какой ты, брат, серьезный! — усмехнувшись, сказал Поремский. — Интересно, из чего ты сделан?

Он протянул руку, чтобы потрогать голову пилота.

— Не сметь! — визгливо рявкнул у него за спиной Криворукое.