Ночь, прожитая трижды - Леонид Словин Страница 24

Тут же рядом с пепелищем еще стояло несколько зевак.

Скубилин, не раздумывая, решительно двинулся вперед.

Молоденький автоматчик попытался преградить ему путь, но в последний момент узнал.

От неожиданности перешел на шепот:

— Здравия желаю, товарищ генерал!

Скубилин вошел в коридор, и первым, кого он увидел, был дежурный.

Майордежурный подомашнему — с полотенцем на плече, в расстегнутой форменной сорочке — рукава засучены, без галстука — нес чай в кружке. Скубилину показалось, что он даже насвистывает в избытке благодушия.

Увидев генерала, майор на мгновение замер.

— Где Игумнов сидит? — спросил Скубилин, проходя.

Дежурный молча показал. На секунду он потерял дар речи. Генерал бывал здесь ночью раз в сто лет.

— Кто там с ним?

— Качан, старший оперуполномоченный…

* * *

Скубилин вошел без стука.

Качан, сидевший лицом к двери, увидел начальника Управления первым.

Вскочил:

— Товарищ генерал!

В голове пронеслось:

«Скубилину известно про пистолет!»

Ночной приезд начальника Московского Управления объяснялся только этим.

Игумнов, заканчивавший разговор с матерью Витеньки, успел крикнуть в трубку:

— Постараюсь быть!

Он вышел из-за стола.

Не здороваясь, Скубилин проплыл на хозяйское место — крупный фигуристый мужчина, с ухоженным лицом, с манерами актера или театрального деятеля.

— Садитесь, орлы… — пронзительный фальцет словно принадлежал другому.

Если закрыть глаза, казалось, говорит кто-то другой худой, дерганый. Но с этим уже ничего нельзя было сделать.

— Ничего не скажешь, отличились…

Начало не обещало ничего хорошего.

-. Мне все известно. Поэтому я здесь.

Оперативники молчали.

Лицо Качана пошло пятнами.

«Кто мог дознаться?!»

Кроме него и Игумнова никто не знал о пистолете.

Скубилин сразу заметил:.

«Старший опер менжуется. Значит, в курсе…»

Сейчас нельзя было давать им время, чтобы собраться с мыслями. Наступать и наступать. Главное — заполучить незагеристрированное заявление о разбое.

Как он поступит с виновными, он уже решил.

— Вы оба попали в скверное положение… Давай разбираться, Игумнов. Ты ведь, по- моему, у нас капитан. Когда у тебя выходит срок званию? Кажется, осенью?

Игумнов помедлил с ответом. Начальник Управления его не долюбливал. На этот счет у Игумнов не заблуждался. В прошлом между ними произошло неприятное для Скубилина объяснение. Генерал делал вид, что не помнит. Но это ничего не меняло.

— В октябре.

— Так, что, товарищ без пяти минут майор…

Игумнов предпочел бы не обсуждать этот вопрос. Прямо переходить к делу.

Он сразу понял, что речь идет о министерском проверяющем и его ложном заявлении. Кто-то, не дождавшись, чем закончится визит Черныха в дежурную часть, поспешил отрапортовать об успехе комбинации…

Скубилин перевел взгляд на другого:

— Итак, Качан…

«Все сообщили, даже фамилию…»- Скубилин до этой ночи и не слышал о нем.

— Я хочу знать, как все было, друзья. Потом решим, что делать. Так будет лучше для всех… — Скубилин мельком оглядел стол, но никаких бумаг не увидел. — Мне все известно, поэтому я здесь. Я не враг никому из вас. Кстати, у тебя какая выслуга, Игумнов? На пенсию, по моему, ты не заработал. Ведь так?

Скубилин добивался их признания примитивно:

«Колет, как карманных воров… Пряник и кнут».

Впрочем других приемов раскола не существовало в природе.

— Как все произошло, орлы?!

Генерал обернулся к Качану:

— С тобой у меня разговор особый…

— Понимаю…

Старший опер ни секунды не сомневался: речь идет о похищенном оружии.

«Рассказать все равно придется. Зажигалку вместо „макарова“ не сдашь…»

Игумнов горел из-за него.

«Выслуги у него нет, уйдет без пенсии…»

Скубилин снова почувствовал, что попал в точку.

— Давай, Качан. Смелей.

Качан вздохнул…

Но «пахан» не позволил ему открыть рот:

— У нас все в ажуре, товарищ генерал! О чем вы?!

Скубилин разгадал его маневр. Взглянул неприязненно. Начальник розыска.

Все испортил…

— Ты подумай лучше…

— Я знаю!

Игумнов держался откровенно грубо.

Работягам, как он, обеспечивавшим начальству липовый процент раскрываемости, многое прощалось. С ними рассчитывались потом, когда их ловили на укрытых заявлениях с поличным и их нельзя было использовать дольше. Тогда их гнали сряной метлой и материалы передавали в прокуратуру. Их изгоняли, система продолжала работать и другие шли следом по тому же пути….

— Я говорю: подумай хорошо…

— Что вы имеете в виду, товарищ генерал?

Скубилин не унизился до ответа.

Он почувствовал, что упустил шанс. Взглянул на часы.

Шел третий час. До утреннего приема дежурства было достаточно времени. Начальник Управления еще надеялся заехать домой — поспать.

Он изменил тон.

— Вызови дежурного…

Через минуту майор уже стоял рядом.

— Слушаю, товарищ генерал… — Тот успел надеть фуражку и китель, держал во рту что-то ароматическое, отбивавшее запах.

Скубилин свел брови у носа.

— Мне сейчас звонили из Министерства о ваших делах…

Качана отпустило. Словно в детской игре: «теплогорячо» сменилось на «холодно — очень холодно». Но только на время. Холодок снова прошел под сердцем. Суд над ним — утратившим табельное оружие и примерное наказание только откладывались…

«У Скубилина еще будет шанс! Всего через несколько часов!»

— Где заявление о разбое?! — раздалось пронзительное.

— О разбое? — Майор держался с невозмутимостью бравого солдата Швейка. — Первый раз слышу, товарищ генерал…

Дежурный был уверен, что играет обычную, хорошо известную обоим игру.

Вокзал запросто давал процент раскрываемости, о котором могли только разве мечтать передовые европейские страны, оснащенные первоклассной полицейской техникой. Добиться этого можно было лишь укрывая, большую часть заявлений о совершенных разбоях и кражах.