Восемь - Кэтрин Нэвилл Страница 24

— О'кей, ты все объяснила, — сказала я и устремилась в коридор.

— Куда ты? — спросила Лили, повысив голос.

— Хочу принять душ, — бросила я через плечо.

— Душ? — В голосе Лили зазвучали истерические нотки. — Какого черта?

— Я должна принять душ и переодеться, — ответила я, остановившись перед дверью в ванную, и оглянулась, чтобы посмотреть на нее. — Если, конечно, мы собираемся через час попасть на игру.

Лили смотрела на меня, не говоря ни слова. На лице ее застыла растерянная улыбка.

По-моему, ужасно глупо ездить в открытой машине в середине марта, когда над головой висят снеговые облака и температура падает до нуля.

Лили куталась в свою меховую накидку, Кариока деловито обгрызал кисточки и раскидывал их по полу машины. На мне было только черное шерстяное пальто, и я замерзала.

— У этой штуки есть крыша? — спросила я, перекрикивая шум ветра.

— Почему бы тебе не попросить Гарри сшить для тебя что-нибудь меховое? Кроме всего прочего, это его бизнес, а ты — его любимица.

— Сейчас это мне не поможет, — ответила я. — Объясни мне, почему эта игра проводится за закрытыми дверями в клубе «Метрополитен»? Я думала, спонсор захочет пригласить как можно больше публики на первую игру Соларина на Западе спустя несколько лет.

— Ты отлично знаешь спонсоров, — согласилась Лили. — Однако сегодня Соларин играет с Фиске. Если проводить открытый публичный матч, это может привести к обратному результату. Сказать, что Фиске «немного того», — значит ничего не сказать.

— Кто такой Фиске?

— Энтони Фиске очень сильный игрок, — сказала Лили, поправляя меха. — Он английский гроссмейстер, но зарегистрирован в пятом секторе, потому что жил в Бостоне, когда активно играл. Я вообще удивляюсь, что он принял приглашение, поскольку уже много лет не играл. На последнем турнире он потребовал, чтобы публика покинула комнату: думал, что комната набита «жучками» и что там какие-то таинственные колебания в воздухе, которые накладываются на его мозговые волны. Все шахматисты такие — балансируют на грани безумия. Говорят, Пол Морфи, первый чемпион США, умер, сидя в ванне полностью одетым, а вокруг плавали женские туфли. Сумасшествие — это бич шахмат, но ты не думай, что я тронусь. Это происходит только с мужчинами.

— Почему только с мужчинами?

— Потому что шахматы, моя дорогая, это своего рода эдипова игра. Убей короля и трахни королеву, вот это о чем. Психологи любят сопровождать шахматистов, чтобы посмотреть, не слишком ли часто они моют руки, не нюхают ли кеды, не мастурбируют ли в перерывах. А потом пишут об этом в медицинских журналах.

Светло-голубой «роллс-ройс» остановился перед клубом «Метрополитен» на Шестнадцатой улице, совсем недалеко от Пятой авеню. Сол помог нам выйти из машины. Лили вручила ему Кариоку и прыгнула прямо под полог, натянутый над

входом. Во время поездки Сол не произнес ни слова, а теперь, все так же молча, подмигнул мне. Я пожала плечами и последовала за Лили.

Клуб «Метрополитен» — это реликт Нью-Йорка. Частная резиденция мужчин. Похоже, в этих стенах ничего не изменилось с прошлого века. Выцветший красный ковер в фойе явно нуждался в чистке, а темное дерево стола администратора — в воске. Однако главный зал был выдержан в довольно самобытном стиле, вот только лак на дверях облупился.

Это было огромное помещение с высоким, до тридцати футов, потолком, отделанным вставками сусального золота. В центре на длинном тросе свисала вниз единственная люстра. На двух стенах имелись балкончики с резными перилами, украшенными цветочным орнаментом, как в венецианском дворике. Третья стена была полностью зеркальной, а четвертая отделена от фойе красным бархатным занавесом. На мраморном полу в черно-белую шахматную клетку стояли десятки небольших столиков с кожаными креслами вокруг. В дальнем углу рядом с китайской ширмой красовался черный концертный рояль.

От изучения декора меня отвлек голос Лили, раздавшийся откуда-то сверху. Оказывается, она уже успела подняться на один из балконов. Меховая накидка болталась у нее на одном плече. Лили махнула мне рукой, указывая на широкую мраморную лестницу, которая начиналась в фойе и, плавно изгибаясь, вела на балкон.

Наверху Лили завела меня в маленькую комнату для игры в карты и вошла следом. Комната была выполнена в травянисто-зеленых тонах, большие французские окна выходили на Пятую авеню и парк. Несколько рабочих отодвигали к стене карточные столы, покрытые кожей и зеленым сукном. Грузчики то и дело нахально поглядывали в нашу сторону.

— Игра будет проводиться здесь, — сказала Лили. — Только никто, наверное, еще не приехал. У нас есть полчаса в запасе.

Повернувшись к проходившему мимо рабочему, Лили спросила:

— Вы не знаете, где Джон Германолд?

— Возможно, в столовой, — пожал плечами мужчина.

— Вы можете подняться и позвать его?

Мужчина оглядел Лили с ног до головы. Та выглядела вызывающе в своем платье, и я порадовалась, что надела строгий серый костюм из фланели. Я стала снимать пальто, но рабочий остановил меня.

— Леди не разрешается находиться в комнате, где проходит игра, — сказал он мне, а для Лили добавил: — В столовой тоже нельзя. Вы бы лучше спустились вниз и позвонили.

— Я убью этого ублюдка Германолда, — прошипела Лили сквозь стиснутые зубы. — Частный мужской клуб, ад и дьяволы!

Она двинулась по коридору в поисках своей жертвы, а я вернулась в комнату и плюхнулась в кресло под враждебными взглядами рабочих. Я бы не завидовала Германолду, когда Лили отыщет его.

Сидя в комнате для игры, я разглядывала Центральный парк через грязные окна. Там висело несколько флагов, уже вылинявших за зиму.

— Простите, — произнес позади меня чей-то надменный голос.

Я оглянулась и увидела высокого привлекательного мужчину лет пятидесяти. Он был одет в морской блейзер, серые брюки и белую водолазку. От него несло Андовером и Йелем [11].

— Никому нельзя находиться в комнате, пока не началась игра, — сухо сказал он. — Если у вас есть билет, я готов пока посадить вас внизу. В противном случае, боюсь, вам придется покинуть клуб.

Его привлекательность сразу померкла. «Мило, очень мило», — подумала я, но вслух сказала:

— Я предпочитаю остаться здесь. Я жду кого-нибудь, кто принесет мне билет…

— Боюсь, это невозможно, — резко ответил он и почти что схватил меня за локоть. — У меня обязательства перед клубом, существуют правила. Более того, некие скрытые…

Оказывается, я все еще оставалась на месте, хотя он и тащил меня со всей силы, которую мог себе позволить. Я подсмеивалась над ним, зацепившись ногами за кресло.