Лейтенант и его судья - Мария Фагиаш Страница 24

— Да, я помню, он принимал какое-то лекарство. Он недавно сильно простудился. С осложнениями, — добавила она.

— Вы видели, как он наполнял капсулы?

— Нет.

— Вы не будете возражать, если я их возьму?

Больше всего ей хотелось сказать: «Убирайтесь к черту, вы и оба ваших вонючих идиота!» Но она была женой офицера, поэтому согласно кивнула и даже изобразила улыбку:

— Нет, конечно нет, господин капитан.

От внимания Кунце не ускользнула натянутая улыбка фрау Дорфрихтер, так же как и усилие, которого она стоила. Когда он знакомился с биографией Дорфрихтера, он также узнал все о Марианне.

Отец Дорфрихтера, преуспевающий в торговле с заграницей делец, стоял на несколько ступенек социальной лестницы выше, чем отец Марианны, который был скромным банковским служащим. Марианне было десять лет, когда ее отец, страстный альпинист, погиб в тирольских Альпах. Оставшаяся без материальной поддержки, мать вынуждена была пойти работать продавцом в маленький хозяйственный магазин, который она впоследствии выкупила у часто болевшего владельца. Марианне, младшей из четырех дочерей, не было еще и двенадцати, когда врачи обнаружили у нее туберкулез. В восемнадцать они объявили ее совершенно здоровой. Шесть долгих лет — дома ил и в санатории — она провела лежа на спине у открытого окна. Ей было заказано заниматься каким-либо спортом и ходить в школу.

Тот факт, что Дорфрихтер женился на ней, говорил против того, что он был чрезмерно честолюбив. Такие женятся обычно на дочерях генералов или миллионеров, так как лейтенанты пехоты редко происходят из состоятельных семей. Но Марианна была необыкновенно привлекательна и грациозна. Кроме того, она умела легко приспосабливаться к любым жизненным обстоятельствам, иначе ей не удалось бы всего за два года супружества стать настоящей офицерской дамой.

— Как я слышал, вы только недавно вернулись из Вены, сударыня, — продолжал беседу Кунце, медленно и аккуратно заворачивая коробочку с капсулами в лощеную бумагу.

Лишь позже у Марианны мелькнула мысль, что он умышленно затягивал разговор.

— Нельзя сказать, что совсем недавно. Недели две назад.

— И часто вы ездите в Вену?

— Довольно часто. Там живет моя мама. Мы ведь венцы. Я имею в виду нашу семью. Жаль, что путешествовать становится все трудней. Весь мир стремится куда-то ехать. Наш поезд вчера был переполнен.

— Наверное, вам было не очень приятно ехать одной?

Его тон был абсолютно непринужденным, почти свойским. Он не сказал «в вашем состоянии», но она поняла, что он имел в виду, и покраснела.

— Но я возвращалась не одна. Петер — то есть мой муж — сопровождал меня из Вены.

— Вы его просили об этом или это был его рыцарский поступок?

На этот раз она рассмеялась.

— Наверное, это был, как вы говорите, рыцарский поступок. Я и понятия не имела, что ему разрешат взять отпуск.

— Это был сюрприз для вас?

— Ну конечно. Он появился в самую рань, примерно около семи часов. Я еще спала, но он меня разбудил. Вообще-то я проснулась от того, что собака царапалась в дверь.

— Это было четырнадцатого ноября?

Марианна испуганно посмотрела на капитана. Только сейчас она снова осознала, что ее допрашивают.

— Да, — тихо ответила она. — Четырнадцатого.

После ухода капитана Кунце и унтер-офицеров Марианна подождала пять минут, затем, накинув пальто, поспешила к соседям, где был телефон. Она хотела позвонить мужу. Прошло несколько минут, пока телефонистка не сообщила, что господина обер-лейтенанта нет.

Она возвратилась в свою оскверненную квартиру. Вопреки заверениям капитана Кунце, что все останется в полном порядке, комнаты выглядели как после разгрома. Покрывало с кровати было сдернуто, из ящиков комода свисали вещи, дверцы шкафов раскрыты настежь, перед туалетным столиком рассыпана пудра. Марианна разобрала постель и забралась, полностью одетая, под одеяло. Она хотела как следует выплакаться, но, как назло, слез не было. После такого потрясения Марианна заснула. Проснулась от скрипа двери в спальню. Открыв глаза и увидев в дверях мужа, она соскочила с кровати, бросилась к нему, вцепившись в него, как утопающая:

— Петер! Петер, что им от нас нужно? Они всю квартиру перевернули вверх дном, рылись во всех углах! Где ты был? Я пыталась до тебя дозвониться, но сказали, что тебя нет.

Он мягко освободился от ее рук.

— Успокойся, дорогая. — Его голос был спокойным, он был, как всегда, хладнокровен. — Помни о том, что тебе нельзя волноваться. Это вредно для тебя.

— Но Петер, что все это значит?

— Ничего, нас это вообще не касается. Произошло убийство, и есть некоторые подозрения, что нити ведут в Линц. Этим и вызваны обыски. К несчастью, все выглядит так, что преступник относится к местному гарнизону. Мы должны будем смириться с некоторыми неудобствами, пока не найдут преступника или не прекратят дело.

— Они задавали такие странные вопросы.

— Какие вопросы? — В его голосе послышалась настороженность.

— Самые разные. Например, поехал ли ты в Вену сам или я об этом тебе написала, чтобы ты приехал.

— Да, ты же об этом мне написала.

Она испуганно посмотрела на него.

— Нет, я не писала.

— Ты мне написала, что чувствуешь себя неважно. Ты что, уже не помнишь?

Его тон, уверенный и слегка сердитый, смутил ее.

— Я действительно так написала?

— Ну конечно. Твое письмо где-то у меня лежит.

— Я тебе много писем посылала, но не могу вспомнить, чтобы я…

— Но именно из-за этого я поехал Вену, а не в Зальцбург! — перебил он ее. — Я не мог тебе позволить ехать одной. — Он помолчал секунду. — И что же ты им сказала?

— Я сказала им, то есть капитану, что я тебя не просила приезжать. Извини, Петер, но так мне казалось. Да и сейчас тоже. — Она вконец расстроилась. — Это очень плохо, что я им так сказала?

Он пожал плечами.

— Сейчас уже все равно ничего не изменишь.

— Я бы могла сказать, что ошиблась.

— Это было бы только хуже.

Необычайно глухой голос мужа встревожил ее.

— Петер, у меня ужасное чувство: что-то произошло. Не смотри на меня так. Я только хочу сказать, что если ты по какой-то причине замешан в этом ужасном деле, давай со всем этим покончим. Я готова умереть вместе с тобой, мне нисколько не страшно. — Не в силах выносить его полный упрека взгляд, Марианна опустила глаза. — Убей сначала меня, а…

— А потом самого себя? — Он усмехнулся: — Сегодня это уже второе такое предложение! Разница только в том, что те сочувствующие не выразили желания умереть вместе со мной. Нет, любимая. Я не застрелю ни Тролля, ни себя.