День лжецаря - Брэд Гигли Страница 24

— Я разочарован, — осторожно произнес он, вытирая руки о полотенце. — Печень ягненка сегодня была непрозрачной, что сказало мне сначала одно, потом другое. Я узнал о тебе меньше, чем хотел.

— Если Досточтимый Служитель Высшей Магии хочет узнать что-либо обо мне, ему надо лишь спросить меня…

Адад посмотрел на него оценивающим взглядом. Это был крупный, крепко сбитый мужчина с длинной, как у идола, бородой.

— Слова придуманы для того, чтобы скрывать правду, Симеркет, — сказал он. — Только печень никогда не лжет. Но несмотря на всю ее замутненность, я разглядел нечто интересное.

Симеркет придал лицу выражение вежливого любопытства.

— Печень сказала мне, что ты прибыл сюда в поисках кого-то. Двоих.

Симеркет не дрогнул ни единым мускулом.

— Она сказала, что ты и твой фараон имеют здесь, в Вавилоне, какую-то тайную цель.

Симеркет продолжал молча смотреть перед собой.

— Она говорит мне также, что от этой цели зависит богатство Египта. — Раздраженный молчанием Симеркета, Адад сделался нетерпеливым. — Эй, что ты молчишь? Что ты можешь мне ответить?

Симеркет пожал плечами.

— Я скажу, что печень не говорит тебе ничего, кроме того, что ты мог прочесть в моем мешке вчера ночью.

Симеркет услышал, как Адад судорожно вздохнул.

— Ты сомневаешься в моей способности читать по печени?

— Начинаю сомневаться.

Прежде чем ответить, Адад несколько раз крепко сжал челюсти. Мало кто смел разговаривать с ним столь дерзко! Великий маг начал расхаживать по комнате, не глядя на Симеркета, потом бросился в кресло и забарабанил пальцами по подлокотнику из слоновой кости.

— С тех пор как Всемогущий дал нам дар пророчества и прорицания, маги Бел-Мардука не имеют надобности в обычном подглядывании, — уверенно заявил он. — Но если ты такой честный, почему не признаешься в том, что пришел сюда, чтобы увезти нашего идола в Египет?

— Ты это тоже узнал по печени?

— Я не стану тебя обманывать, Симеркет. Когда посланник Рамсеса прибыл в Вавилон, посол Менеф рассказал мне о том, что фараон им интересуется.

Симеркет опять не ответил. Он думал о том, какой мотив мог быть у Менефа для сообщения Ададу о конфиденциальных словах фараона. Некоторые могли счесть это актом измены. Хотел ли посол помешать Симеркету, намереваясь послать статую в Египет самому и тем снискать благосклонность и одобрение фараона? Как бы там ни было, Симеркета мало заботило, кто успешно организует государственный визит идола в Египет. Если Менеф уже задумал это, тем лучше — Симеркет будет свободен продолжать свои поиски Найи и Рэми, не обременяя себя другими заботами.

Однако если это было правдой, с какой целью этот высокий священник Адад пригласил его сюда? Если относительно визита божества в Египет все уже договорено, какая необходимость в данной дискуссии?

— И что, послу Менефу повезло? — спросил Симеркет. — Ты дал свое разрешение на посещение идолом Египта?

— Не мне давать разрешение. Решение принимает один царь Кутир.

Симеркет вслух высказал свои сомнения:

— В таком случае почему Менеф пошел к тебе, а не к нему?

Адад опустил глаза. Он смотрел на свои руки, нервно срывая золотые кисточки со своих нагрудных украшений.

— Потому что с магом надо непременно посоветоваться. — Он поднял голову и снова уставился на Симеркета. — Потому что только мы одни можем угадать намерения богов в таких делах.

— Я надеюсь, тебе это удается лучше, чем с предсказаниями по печени, — заметил Симеркет с легкой усмешкой. Решив, что больше ничего получить от этой беседы не сможет, он начал пятиться к двери, вытянув руки вдоль тела. Когда он уже был у двери, Адад резко его окликнул:

— Минутку, Симеркет!

Симеркет посмотрел на мага.

— Однажды, давным-давно, другой царь эламцев вошел в Вавилон. Он возложил свои греховные руки на идола и увез его в цепях в Сузы. — Адад выждал паузу, ожидая эффекта. — И тогда урожай эламцев погиб, разразилась эпидемия холеры, армии эламцев терпели поражения, их цари умирали один за другим. Наконец они своей волей возвратили идола, заплатив нам золотом за то, чтобы снять божественное проклятие с их земли.

Симеркет понял, что маг предупреждает его. Тем не менее все же спросил:

— Что явилось причиной, что ты говоришь мне это, о Досточтимый Служитель Высшей Магии?

— Потому что именно это происходит, когда Всемогущего увозят из Вавилона вопреки его воле.

— Разве я привел с собой армии? — отозвался Симеркет. — Или оружие? У меня нет с собой даже ножа!

Адад поднялся.

— Но от тебя исходит дух насилия и агрессии. Я слышал, в Египте тебя называют человеком, исповедующим Сета, — ты можешь разрушить государство, просто пройдя через него.

Симеркет пожал плечами.

— Я не враг вам, господин. Это правда, что я ищу статую божества для моего царя, но ты должен решить, уедет ли она со мной или останется. Как я понимаю, моя задача заключатся просто в том, чтобы убедить тебя — и Кутира — в тех преимуществах, которые такой визит может принести обоим государствам.

— А если я скажу, что статуя Бел-Мардука должна остаться в Вавилоне — даже если царь даст согласие…

Вот она — причина, по которой Симеркет был вызван к Ададу! Симеркет наконец понял: статуя оказалась в центре какого-то противоборства между завоевателем Кутиром и вавилонскими священниками. Было ясно — священники боятся, что эламские завоеватели могут увезти идола против их воли, а с ним уйдет и их власть. Адад предупреждал Симеркета: окончательное согласие должно исходить от мага.

— Я бы никогда не подверг Египет тем бедствиям, которые ты здесь описываешь, — смиренно произнес Симеркет.

Адад поджал губы. Взгляд его сам собой обратился на печень ягненка, влажно блестевшую на сумеречном столе. Властным взмахом руки он указал Симеркету на дверь.

Единственная деятельность в расположении иностранных дипломатических миссий в этот час заключалась в энергичных маневрах молодого охранника, тренирующегося в тени высоких стен египетского посольства. Накануне он ударил Кем-весета древком копья. Но был оскорблен. И жаждал мести.

С криками и рычанием он свирепо колол пустой воздух. В своем воображении он разрывал на части человека, который унизил его, схватив его копье и сломав его пополам. Он все еще слышал раскаты смеха тех, кто видел, с какой легкостью Симеркет разоружил его. Хуже того, ему сказали, что он должен заплатить за новое копье из своих собственных денег — а это было месячное жалованье!

Сгорая от стыда, он поклялся никогда больше не дать застать себя врасплох. Он усовершенствуется в фехтовании, так чтобы в следующий раз, когда встретится с этим грубым черноглазым негодником, быть во всеоружии. С каждым новым выпадом, с каждым разящим ударом он воображал гнусного египтянина, пронзенного копьем и лежащего на земле, истекающего кровью. Вскоре вся туника охранника была мокрой от пота, ручьями стекавшего по его спине.