Музыка сфер - Элизабет Редферн Страница 24

Очень часто мы неверно распоряжаемся тем, к чему нас влечет природа. Например, больные томятся по напиткам и еде, которые для них губительны.

РЕНЕ ДЕКАРТ. «Размышления о Первой философии (1641)

Гай де Монпелье обрушил пальцы на клавиши клавесина, положив конец чудесным каденциям, заполнявшим комнату. Он сказал тихо:

— Я хорошо себя чувствую, Ротье. Посмотрите на меня. Видите, я здоров.

Говоря это, он беспокойно ерзал, царапая паркет ножками стула. Его бледная кожа лоснилась от пота.

Пьер Ротье нерешительно стоял в дверях. Полагая, что Гай отдыхает у себя в комнате, он писал внизу в кабинете, прежде чем верхом вернуться в свои комнаты в Холборне. Но звуки клавесина заманили его в музыкальный салон. В руке он держал не совсем просохшее письмо.

— Я рад, — сказал он. — Но час поздний, Гай. Вам нужен отдых.

— Отдых, отдых. Скоро ничего не останется, кроме отдыха. — Голос молодого человека пронизала горечь, и Ротье с сжавшимся сердцем заметил у него в глазах отблеск его страшного недуга.

Гай внезапно вернулся к клавесину и сыграл ослепительное арпеджо в противосложении. Его запястья в кружеве манжет взлетали в магическом контрапункте над слоновой костью клавиш. Затем он снова резко оборвал мелодию.

— У вас встревоженный вид, Доктор Корвус, Доктор Ворон. Бедный ворон, уродливей всех птиц, черный шпион Юпитера… Вот как вас называет моя сестра. Вы не знали? Августа жестока, не правда ли, к тем, кто ее любит.

Тяжелое лицо Ротье осталось непроницаемым. Он ничего не сказал, но пальцы, державшие письмо, судорожно стиснулись.

— Быть может, Ротье, мы не заслуживаем таких мук, вы и я, — продолжал Гай. Он встал и направился к доктору. Его нестерпимо блестящие глаза вперялись в лист, который держал Ротье. — Но что вы писали? Письмо моей сестре?

— Нет, ничего подобного.

Гай улыбнулся медлительной улыбкой.

— Я думаю, вы лжете. Я думаю, это письмо к ней. Неужели вы не знаете, что она посмеется над ним, как смеется над вами? Покажет его Карлайну, когда он придет к ней ночью. А вы слышали их вместе, доктор? Вы слышали мою сестру, когда она взывает к нему в своей муке, в своем экстазе?

— Я пишу о звездах, — резко перебил Ротье. — И ни о чем другом.

— Ну так покажите мне! — Шагнув вперед, Гай вырвал письмо. И прочел вслух имена звезд: Хара, Алькафаза, Алифа, Мирфак и еще, и еще, знакомая литания, с таким тщанием выписанная столбец за столбцом на белесом пергаменте. Но пока он читал, его напряженное лицо омрачила тень.

— Некоторые ваши цифры неверны. Посмотрите сюда, на Алифу. Вы обозначили ее как звезду третьей величины, тогда как в наибольшей своей яркости она выше четвертой не поднимается.

Ротье торопливо протянул руку за листом.

— Вы правы. Элементарная ошибка. Утром я все это проверю.

Секунду Гай удерживал лист, но затем его пальцы расслабились, и он позволил Ротье забрать его. И вновь усталость словно бы взяла над ним верх.

— Все звезды там, — сказал он тихим голосом почти самому себе. — Все за исключением пропавшей. Я обещал ей, что найду ее, и потерпел неудачу. Селена… — Он рухнул на стул у клавесина, и Ротье шагнул к нему.

— Гай, вы должны забыть. Вы должны перешагнуть через свои воспоминания о Париже.

Гай поднял исказившееся лицо.

— Но я не могу забыть тюрьму, — прошептал он. — Иногда мне кажется, я должен был бы убить ее в ту ночь, когда посетил ее там. Мне следовало бы наложить руки на ее тонкую шею и убить ее. Это было бы милосерднее.

— Ш-ш-ш! Вы терзаете себя. Все позади…

— Я не могу забыть…

— Погодите тут.

Ротье выбежал из комнаты, а Гай поник на стуле, сжимая и разжимая кулаки. Ротье вернулся почти сразу же, держа небольшой коричневый флакон с лекарством и рюмку, в которую отлил дозу густой жидкости. И следил, как Гай ее выпил.

— Вы должны помнить, — сказал он, — что Селена теперь просто название исчезнувшей звезды. А той не существовало. Никогда.

Гай кивнул.

— Только звезда. А когда я найду ее, то смогу обрести покой… — Он посмотрел на свои скрюченные пальцы, потом внезапно поднял голову. — Ротье…

— Что?

Гай облизнул пересохшие губы.

— Иногда боль становится почти нестерпимой. Мне нужно знать, станет ли она еще хуже?

Лицо Ротье побелело.

— Я этого не допущу, — сказал он.

— Обещаете?

— Обещаю. — Ротье ласково положил ладонь на плечо молодого человека.

— А теперь вы отдохнете, Гай? Послушаетесь меня?

— Да. — Гай медленно наклонил голову.