Башня одиночества - Валерио Массимо Манфреди Страница 24

Филипп Гаррет зажег в темной комнате красный свет, извлек из фотоаппарата пленку, отснятую в подземельях францисканского монастыря, и опустил ее в ванночку для проявки, с тревогой наблюдая за ходом химической реакции. Прошло несколько секунд, и напряженное выражение на его лице начало рассеиваться, глаза заблестели: на пленке стали появляться изображения. Но больше всего ему не терпелось увидеть сфотографированный папирус на столе в таблинуме. Это был последний снимок. Он надел очки и разглядел на поверхности пленки строки, густо покрывавшие лист папируса. Греческий курсив, тот же тип письма, что и на некоторых настенных надписях Помпеи, а также на папирусах Геркуланума, которые итальянские ученые уже более века терпеливо изучали при помощи аппарата падре Пьяджо.

Как только негатив подсох, Филипп перешел к увеличителю и достал из него сильно увеличенный снимок, однако первоначальная радость тут же сменилась разочарованием: в ажиотаже, охватившем его при виде находки, он, думая, что завладеет оригиналом, сделал снимок под углом, недостаточно перпендикулярным относительно поверхности стола, на котором лежал папирус, и последние строчки, располагавшиеся внизу, сильно смазались.

Он чертыхнулся, стукнув кулаком по столу, но делать было нечего, оставалось только извлечь из этой картинки все возможное. Он попытается переписать размытые слова, насколько получится, а потом расшифровать текст, вплоть до последнего понятного символа.

Филипп целыми днями работал, запершись в своей комнате, переоборудованной под кабинет, прерываясь, только когда в помещение входил Лино с чашкой кофе или какой-нибудь едой. Время от времени он выходил из дома, чтобы отправиться в Национальную библиотеку или Институт папирусов, в такие дни эль-Кассем с оружием в руках охранял вход в кабинет: у него был приказ никого не впускать. Однажды, когда Лино не было дома, явился знакомый почтальон, часто сюда наведывавшийся, и хотел вручить хозяину заказное письмо, но, никого не обнаружив, заглянул в кабинет, вследствие чего чуть было не лишился головы благодаря кривой сабле эль-Кассема. Он пулей вылетел, бледный как полотно, и опрометью бросился вниз по лестнице, словно увидел самого дьявола.

Содержимое текста постепенно становилось понятным, и настроение Филиппа менялось: он сделался раздражительным и часто просыпался по ночам, мучимый кошмарами. Однажды в Национальной библиотеке Филипп изучал собрание старых этрусских надписей, чтобы сопоставить имевшиеся там примеры с этрусской фразой, фигурировавшей в его папирусе, — вероятно, речь шла о заклинании религиозного характера. Проходивший между столами молодой человек обратил внимание на фразу, записанную на листке бумаги, и застыл, словно перед ним явилось привидение.

— Боже, да ведь это оригинальная неизданная надпись, — промолвил он.

Филипп мгновенно обернулся, инстинктивно закрывая листок рукой. Перед ним стоял худой, невысокий юноша, его темные глаза блестели за стеклами очков, в руках он держал стопку тяжелых томов.

— Ты читаешь по-этрусски? — спросил Филипп.

— Да, синьор. Я изучаю этот язык.

— Понятно… Видишь ли, это всего лишь документ, переписанный эрудитом восемнадцатого века, почти наверняка подделка.

Юноша внимательно посмотрел на него.

— Не беспокойтесь, синьор, я не собираюсь вмешиваться в ваши исследования. Однако могу сказать, — добавил он с некоторой иронией, — что, с моей точки зрения, надпись подлинная. Это религиозное заклинание, вероятно, сопровождавшееся звуком инструмента…

— Быть может, систра? — взволнованно проговорил Филипп.

— Возможно, — ответил юноша. — Но трудно сказать.

— Я благодарен тебе за твое мнение; оно мне, несомненно, пригодится, — заметил Филипп. — А ты молодец для своего возраста. Как тебя зовут?

— Массимо, — ответил близорукий юноша. И пошел прочь, согнувшись под тяжестью фолиантов.

В тот вечер Филипп, запершись в своем кабинете, занялся окончательной перепиской документа.

Бессмертный, начало всякого зла и источник всякого человеческого знания, живет в своей гробнице. Я, Авл Випин, видел его после того, как он насытился кровью всех моих товарищей, и я мог читать в его сознании. Ему знакома всякая боль и все угрызения совести, он видел все зло мира. Он знает секрет бессмертия и вечной молодости.

Тысячу лет он покоится в этой гробнице, высящейся там, где впервые он обагрил руки кровью. Он позволил мне уйти, истребив всех моих товарищей, и я дошел до берега моря.

Я не хотел встречаться ни с кем из тех, кто послал нас навстречу такому удивительному врагу, я пошел к мудрым иудеям Александрии и нашел там Баруха бар-Лева из рода священников. Он рассказал мне о Человеке с семью могилами. О том, кого нельзя убить, кого может уничтожить лишь огонь Яхве, Бога Израиля, истребившего Содому.

Я, Авл Випин, прежде чем испустить последний вздох, хочу предать свои воспоминания бумаге на случай, если кто-нибудь однажды решит разрушить логово зверя. Его гробница имеет форму цилиндра, увенчанного Пегасом. Она носит имя Башни Одиночества и высится на южной границе песчаного моря, в тридцати семи днях пути от Цидамуса по направлению к земле…

Филипп долго сидел перед этим документом неподвижно, уставившись в пустоту глазами, полными слез. Он думал: «Так, значит, это ты, Авл Випин, позвал меня в свой дом, чтобы передать послание? Так, значит, это ты? Или мой отец подтолкнул меня к разгадке твоей тайны?

„Его гробница имеет форму цилиндра, увенчанного Пегасом…“ Пегас, фигура крылатого коня… Что это значит? Что это значит?»

Он еще несколько дней провел, запершись в своей комнате, ища в десятках книг изображение памятника, который хотя бы отчасти соответствовал описанию, обнаруженному в папирусе Авла Випина, но безрезультатно. Потом он понял, что ничто больше не удерживает его в этом городе. Оставалось только последовать за эль-Кассемом в поисках отца.

Перед отъездом он отправился попрощаться с приором францисканского монастыря.

— Я думал, вы уже не вернетесь, — сказал монах. — С нашей последней встречи прошло достаточно дней.

— Я провел много времени в библиотеках, пытаясь понять кое-что… — ответил Филипп.

— Ну и как? Нашли что искали?

— Не знаю, как вам ответить, — проговорил Филипп. — Я столкнулся с силами, неизвестными мне, и теперь не знаю, что думать… я заблудился, сбит с толку.

Монах улыбнулся:

— Не говорите мне, что открыли тайну колокольчиков землетрясения.