Чумная экспедиция - Далия Трускиновская Страница 24

Последняя дверь была закрыта - но именно за ней творилась гармония божественного отрока…

– Моцарт! - вспомнив, воскликнул Левушка. И протянул было руку…

Но наваждение было не всесильным, он вспомнил, куда угодил.

Полоснув по стулу клинком, он выдрал квадрат ткани и сквозь этот квадрат взялся за дверную ручку.

За дверью была большая гостиная - такая, чтобы полсотни гостей чувствовали себя уютно. И совершенно не тронутая вороватыми руками - и вазы стояли, и канделябры на консолях, и всякие прочие бронзы, пусть запыленные, никто не уволок. И это было странно - дом-то стол открытый, впрочем, Левушка забежал в него с заднего двора и, возможно, по горячим следам продавца, имевшего ключ…

В глубине гостиной было возвышение - в две небольшие ступеньки, там стояли клавикорды. Видимо, до чумы в этом особняке устраивались домашние концерты.

Сидевшая за клавикордами женщина повернулась к Левушке.

Она была для дневного времени одета неожиданно - в белой рубахе, в белом же пудромантеле поверх нее, с распущенными волосами и без чепца.

Левушка видывал петербуржских красавиц, но видывал он их в полной боевой готовности - набеленных, нарумяненных, напудренных, с насурмленными глазами и бровями. Красавица обязана была иметь округлое личико, пухлый подбородочек… а эта?…

У этой черты лица были заострены, кожа - смугловата, тонкий нос - с горбинкой, а волосы - черны, как смоль, и курчавы. До такой степени курчавы, что не падали на плечи, а торчали, каждый завиток особо.

Взгляд был пронзительный.

Отнюдь не та красота, которая пленяла Левушку в монастырках, не ангельская, не кроткая, предстала перед ним. Может быть, при иных обстоятельствах он вообще бы не счел эту женщину красивой. Но музыка… музыка жила в повороте ее головы, в вознесенных над клавишами тонких руках, во всей ее горделивой осанке.

– Если вы что-то нуждаетесь, забирайте, - сказала женщина с легким акцентом. - Ко мне не подходите.

И опять заиграла. Опять - Моцарта.

Левушка смотрел на нее во все глаза.

– Мне ничего от вас не надобно, сударыня. Позвольте представиться - Преображенского полка подпоручик Тучков! - произнес он. - Если дому сему необходима охрана, я доложу господину Орлову!

Похвалиться близостью к его сиятельству не получилось. Видимо, Левушка говорил слишком быстро - женщина, вновь подняв руки над клавишами посмотрела на него с неудовольствием - помешал игре! - и с тревогой, как если бы не поняла слов.

Тут он сообразил - она плохо знает по-русски. На немку не похожа - верно, француженка.

Он повторил то же самое по-французски - как умел, но вполне связно.

– Вы приняли меня за госпожу. А я была лишь бедная наемница, которая за деньги обучает богатых девиц музыке и манерам, - сказала женщина. - Я была необходимым в приличном доме предметом, который в минуту опасности, однако, забыли, как забыли бы баул с вещами.

– Как сие могло случиться?

– Я ушла навестить мою сестру и переночевала у нее. А когда вернулась - дом был пуст. Господин князь распорядился срочно всем ехать в свое село… прочь из Москвы…

И она добавила по-русски:

– В подмосковную.

– Вы парижанка? - спросил Левушка.

– Нет, я из Лион, - по непонятной прихоти перейдя на русский язык, отвечала она. - Но я десять лет прожила в Москве. Я приехала с мою старшую сестру. Ее выписал к своих дочерей граф Беклемишев…

– Вы прекрасно говорите по-русски, - в упор не слыша ошибок, восхитился Левушка.

Те французы, что поселились в Санкт-Петербурге, не больно-то горели желанием освоить русскую речь, и обстоятельства тому способствовали - щеголи с щеголихами, постоянные собеседники заезжих модисток, гувернеров, портных и куаферов, сами искали случая усовершенствовать свой французский выговор. Надо полагать, старозаветная купеческая Москва, ленивая по части светских наук, и здешних французов стала на свой лад переиначивать.

Но комплимент почму-то заставил женщину вернуться к родному наречию.

– Все музыканты переимчивы. Надеюсь, я ответила на все ваши вопросы. Позвольте мне доиграть сонату. Более мне не осталось ничего.

– Но, сударыня… - Левушка очень не хотел уходить. - Могу я чем-то быть вам полезен?

– Нет, сударь. Вы не можете быть полезны той, что уже мертва.

И она ударила всеми пальцами по клавишам, исторгнув отчаянной пронзительности аккорд.

Лицо ее при этом исказилось, словно и впрямь было оболочкой уже страдающей в чистилище души.

Левушка попятился, перекрестился и выскочил из гостиной.

– Господи, спаси и сохрани, Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный… - бормотал он, пятясь по анфиладе, но при этом выставив перед собой острие шпаги.

Музыка звучала, как будто с того света…

Выскочив со двора, Левушка понесся наугад закоулками, выскочил на совершенно пустую улочку, растерялся - место было вовсе незнакомое. И нос к носу столкнулся с высоким мортусом - в черной робе, в колпаке, как и подагается.

Мортус, закинув за спину мешок, пробирался с большой осторожностью. И от Левушки он шарахнулся. Левушка от него, впрочем, тоже.

– Скажи, братец, как бы мне ко Всехсвятской церкви выйти, - попросил Левушка вполне миролюбиво, при том, что у него в руке все еще была обнаженная шпага.

Мортус махнул рукой и полез сквозь доски забора.

– Да скажи же, дурак! - рассердился Левушка. - Жалко тебе, что ли?

Странный мортус обернулся и пробормотал нечто невразумительное. Левушка разложил сказанное на слога и обалдел, а мортус скрылся окончательно.

Гоняться за ним не было ни времени, ни желания. Да и опасно. Сообразив, с какой стороны он явился, Левушка побежал дальше и выскочил-таки туда, где люди ходят.

Он вздохнул с облегчением и сунул шпагу в ножны.

Задав прохожему свой вопрос и получив ответ, Левушка обрадовался - идти было недалеко. И он побежал так, как можно бегать только в девятнадцать лет - радуясь подвижности и ловкости собственного тела, притом не ощущая его вовсе, как если бы его подхватил и нес довольно быстрый ветер.

Архаров терпеливо торчал в одиночестве неподалеку от Всехсвятской церкви на Кулишках, когда Левушка подбежал и встал перед ним, придерживая шпажный эфес.

– Я уж чаял, не дождусь, - сказал ему Архаров. - Погнался, как шавка за котом. Ну и много поймал?

– Николаша… Там привидение!

– Где привидение? - задумчиво спросил Архаров.

– Там! - Левушка махнул рукой.

– Нельзя ли, сударь, поточнее?

– Да откуда мне знать! Дом большой, дворянский, в нем ни души - и тут оно!