Ловушка. Форс-мажор - Андрей Константинов Страница 24

«Ну же, черти, подайте голос! Пообщайтесь с папочкой, что вам стоит?» – раздраженно бормотал Эдик, давя на кнопку звонка в третий, в четвертый, в пятый раз…

Наконец, покровителю оперативно-поисковых служб Двуликому Янусу угодно было услышать стенания бригадира. Дверь в доме открылась, о чем Каргину немедленно сигнализировал возбужденный, хрипловато-далекий голос «семь-девятого»:

– Эдуард Васильевич! Выходит, мужик из дома выходит! К вам идет!!!

– Понял тебя. Теперь – заткнись, пожалуйста. Ша, народ, всем в эфире – молчать! – прошипел Эдик и для подстраховки перевел носимую станцию в режим вибровызова.

Шаги во дворе зазвучали отчетливее. Похоже, мужик сдался и все-таки решил поинтересоваться, кого там черти принесли. Опять же – слишком настырно трезвонят. А нервы, они, чай, не казенные.

– Кто там? – Вопрос с той стороны калитки был задан, мягко говоря, недружелюбно.

– Слышь, сосед, открой, дело есть.

– Чего надо?

– Дело, говорю, есть. На сто рублей. Шучу – всего на полтинник. Выручай, по-соседски, а?

Щелкнул замок, калитка с легким скрипом приоткрылась, и в образовавшуюся щель осторожно выглянул молодой брюнетистый парень. Из всей одежды на нем были лишь цветастые бермуды, резиновые шлепанцы и цепочка желтого металла с подвеской в виде черепушки с костями.

– Ну?!

– Слушай, братан, выручай. Трубы горят, мочи нет. Короче, сам понимаешь… Вот, купи своей бабе, а? Вещь классная! – Эдик сунул руку в карман и едва не вытащил на свет божий вместе с цветной коробочкой тангенту радиостанции.

– Это чё за фигня?

– Эта «фигня», между прочим, в магазине четыреста рублей стоит. Парфюм, французский.

– Как же, французский. Небось в местном сельпо разливают.

– Сосед, да ты чё? Читать умеешь? Видишь, написано: «Ланкоме». Товар запечатан, даже чек есть.

Возмущение мнимого соседа было настолько искренним, что парень невольно заколебался. Увидев, что тот дал слабину, Каргин пошел на окончательный штурм:

– Меня Семеном зовут, меня все Кавголово знает. Хочешь, пойдем в любой дом, на твой выбор, и сам спросишь, было ли такое, чтоб Семен кому-нибудь фуфло втюхал. А ну пошли!..

С этими словами бригадир схватил парня за рукав, но тот брезгливо высвободился:

– Отвали. Никуда я не пойду.

– Братан, всего полтинник прошу. Если денег нет, могу бутылкой взять. Выручай, по-соседски. Если когда понадобится баньку срубить, колодец выкопать, я ж завсегда… Ты ко мне по-человечески, и я к тебе по-человечески. Выручай!

– Ладно, давай сюда свой парфюм. Пойду узнаю.

– Не-а, сосед, ты уж извини. Семен никогда никого не обманывал, но вот его в жизни сплошь и рядом кидали. Давай бутылку в залог и нюхай сколько влезет.

Окончательно сообразив, что назойливый сосед все равно по добру не отстанет, парень сплюнул, дал команду ждать и захлопнул перед носом Каргина железную калитку. Прикинув, когда тот отойдет на достаточное расстояние, бригадир снова включил станцию:

– «Семь-девятый», Юра, кукушечка, что там у нас происходит?

– Возвращается в дом, Эдуард Васильевич… Поднимается на крыльцо, заходит в дом…

– Дверь за собой закрыл?

– Что? Дверь? Нет, не закрыл… Выходят, Эдуард Васильевич, двое выходят. Он и девка молодая. В вашу сторону идут.

– Понял. Всё, молчим дальше. Отбой связи…

Снова скрипнула калитка, и пред очами местного жителя Семена предстали двое – давешний парень в прикрывающих муды бермудах и девица в измятой мужской рубашке до колен. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – девица очень даже в масть. В смысле – возраст, рост, цвет волос. Вот только на удерживаемую в застенках заложницу никак не тянула. Девица держалась уверенно, по-свойски развязно и производила впечатление человека, только-только сдернутого с постели. По крайней мере, просвечивающие сквозь полупрозрачную ткань рубашки первичные половые признаки свидетельствовали об отсутствии на юном девичьем теле нижнего белья.

Однако особо анализировать было некогда. Каргин придал своему лицу умилительно-добродушное выражение, закосив под пейзанина-идиота, и вымученно закашлялся, оттеняя тем самым характерный звук щелчка затвора микрофотоаппарата.

– Чем торгуешь, дядя? «Красной Москвой»? Или «Пахучим горшочком»? – насмешливо прокурлыкала девица и явно дразняще томно повела плечиком. Мол, цени момент, мужик, когда еще такое увидишь?

«Издевается, сучка», – зло подумал Эдик. Но вида не подал и интонацию подхватил:

– Не, племяшка, ни «Москвы», ни «Горшочка» сегодня нет. Очень быстро разбирают. Но если сильно надо, персонально для тебя могу достать.

– Слышь, мужик, ты не борзей, в натуре! – Оскорбленный кавалер грозно сдвинул на переносице бровки, добившись тем самым прямо противоположного результата.

– Да ладно тебе, братан. Вы пошутили – я пошутил. Что ты, в самом деле? – виновато затараторил Каргин, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Вот, «Ланкоме», новье, все запечатано. Всего полтинник прошу.

Девица брезгливо взяла протянутую ей коробочку, повертела в руках и ковырнула наманикюренным ноготком целлофановую упаковку.

– Э-э, аккуратнее, слышь! – шагнул в ее сторону бригадир. Парень, уловив движение, мгновенно перегородил ему дорогу:

– Не суетись, мужик.

– Так ведь товарный вид портит!

– Главное, чтоб тебе товарный вид не испортили. Лапы не тяни и стой где стоишь.

Каргин покорно отступил и в эту самую секунду боковым зрением углядел, как метрах в десяти, беспечно болтая по мобильнику, профланировал Балтика-три. «Бля, куда его черти понесли? Засветился, зараза! Убью! Честное слово, убью!»

Девица извлекла из футляра прозрачный флакончик, пшикнула на запястье, повела вздернутым носиком и рассмеялась:

– Накололи тебя, дядя.

– Как это?!

– Да так это. Никакой это не Lancome – чистой воды Польша. Причем наполовину вода, а наполовину Польша.

– Не может быть, я же в магазине… – заблажил бригадир. – У меня и чек есть, четыреста рублей…

– Не в те магазины ходишь, мужик, – покровительственно-сочувственно хлопнул его по плечу молодой телок. – Ты сам говорил, что Семена по жизни сплошь и рядом кидают. Вот тебя снова и кинули.

Распираемый от собственного остроумия, парень заржал, а бригадир машинально стиснул кулаки, борясь с соблазном заехать ему по физиономии. «Вот ведь стерва», – пронеслось в голове. При этом Каргин сам до конца не осознал, к кому в большей степени был обращен сей пассаж: то ли к стоящей перед ним лолите, то ли к продавщице из парфюмерного на Загородном, которая накануне втюхала ему этот флакончик за четыреста полновесных тугриков, клятвенно уверяя в благородном парижском происхождении «аромата сезона».