Картонные звезды - Александр Косарев Страница 24

Долгожданный обед пролетает как-то незаметно, поскольку все мои мысли заняты только одним: «Этот вызов в штаб, не есть ли начало той операции, о которой я услышал во время отработки наряда? — думаю я. — То, что нас вызывает именно Щербина, тоже очень даже кстати, поскольку он включался в работу только тогда, когда какое-либо дело в ротах уже подготовлено и одобрено командирами нижнего звена. И раз моя фамилия прозвучала в списке, то у меня, как ни у кого другого, появляется шанс отличиться. Ведь я знаю, о чем идет речь, и заранее все для себя уже решил». К двум часам я готовлюсь особенно тщательно. Подшиваю свежий подворотничок, начищаю до блеска сапоги. Тут же появляется и взводный.

— Савотин, Щеглов, Преснухин, Косарев… — скороговоркой тараторит он, — в одну шеренгу становись! Равняйсь, смирно! Напра-во! Шагом-м-м, марш!

Все идут, тяжело шлепая подошвами и устало понурив головы, поскольку измотаны за предыдущие дни. Не заметно, что кто-то радуется очередной начальственной затее. Один я вышагиваю бодро, как молодой петушок. И глаза мои возбужденно сверкают, словно у новобранца при виде грудастой девчонки. Уже на подходе к штабу замечаю, что к его входу тянутся еще две тощенькие шеренги. Одна ползет от первой роты, вторая — от четвертой. Внутри меня будто бы полощется на свежем ветру красный флаг победы. «Угадал, — ликую я, — это точно ОНО!»

Нас заводят в ту же самую комнату, где проходило ночное совещание, и рассаживают по трем длинным лавкам, принесенных из клуба. Кручу головой, оглядываюсь. Всего собралось человек двадцать, не больше, и, к моему удивлению, отнюдь не самых лучших представителей нашего воинского братства. Если судить по школьным меркам, половина хорошистов и «натянутых» отличников, а половина отъявленных троечников. Впрочем, это тоже объяснимо. Ни один командир роты не отдаст на сторону самых лучших солдат. Самые-то лучшие ему и самому позарез нужны. Конечно, можно предложить на отправку отъявленных разгильдяев (чтобы от них поскорее избавиться), но так поступать тоже негоже. Более высокие начальники могут запросто обвинить в противодействии своим гениальным замыслам. А с «середничками» все в порядке — и волки сыты (то бишь Карелов со Щербиной), и овцы целы. «Странно, — мелькает у меня напоследок мысль, — что среди приглашенных нет ни одного «старичка» из предыдущего набора. Что бы это могло означать?»

— Встать! Смирно! — звонко командует стоящий у распахнутых дверей наш ротный замполит. Откуда он здесь появился? Я в суматохе и не заметил.

Мы дружно вскакиваем. Входит Щербина, и поднявший нас на ноги капитан Крамаренко докладывает ему, что все вызванные прибыли. Подполковник мельком окидывает нас строгим взглядом, нацепляет очки и легко поднимается на трибуну.

— В наше неспокойное вгемя, — начинает вещать он, запинаясь посередине слишком длинных предложений и постоянно заглядывая в листочек бумажки, — когда оголтелый амегиканский импегиализм топчет землю бгатского вьетнамского нагода…

На время неизбежной преамбулы я несколько отключаюсь, поскольку она меня ничуть не интересует. Умение отключать на время слух я отточил, будучи еще в средней школе. В девятом классе к нам пришла учительница литературы, которая излагала материал таким скрипучим и заунывным голосом, что поневоле пришлось учиться как-то отключаться от такой пытки. И мне это удалось. Постепенно я достиг такого совершенства, что мог сидеть прямо напротив включенной автомобильной сирены и не слышать при этом ни единого звука. Наконец Щербина складывает листок и с видимым облегчением сует его во внутренний карман кителя.

— А это значит, товагищи, что нам со своей стогоны необходимо оказать всемегную помощь нашим бгатьям по социалистическому лагегю. Наш командующий дальневосточным военным окгугом тги дня назад издал детективу, огиентигующую нас на активизацию богьбы за свободу социалистического Вьетнама…

Я сижу, как на иголках, напружинив ноги и готовясь при первой же возможности вскочить и отрапортовать о готовности отправиться куда угодно, помогать кому угодно и чем только возможно. Но Щербина все продолжает разглагольствовать о необходимости всячески противостоять нападкам проклятых империалистов. Украдкой озираюсь по сторонам. Мои сослуживцы пребывают в полном недоумении и озадаченно переглядываются. И только Федька Преснухин, хитрый и ушлый ярославец, сразу почувствовал неладное. Видно за километр, что и он навострил уши, подлец, и тоже ловит каждое слово подполковника. Это не есть хорошо, это есть довольно плохо. В ротной иерархии, то есть но фактическим заслугам в боевой работе, он стоит значительно выше меня. Кроме того, Федор уже получил значок второго класса, а я все еще ношу третий.

В эту минуту Щербина заканчивает свой пространный доклад и, так и не сказав ничего существенного, с шумом усаживается на стул. Наступает непонятная пауза. Но длится она недолго. Задремавший было Крамаренко бодро встает со своего места и подходит к трибуне.

— Какие будут предложения, товарищи бойцы? — спрашивает он, многозначительным взглядом обводя притихший зал.

«Так вот оно что! — наконец доходит до меня. — Да им требуется инициатива снизу, как бы порыв от масс трудящихся! Инициатива снизу!»

— Разрешите мне, — я бойко вскакиваю, буквально на долю секунды опередив тоже дернувшегося Федьку Преснухина, — рядовой Косарев, вторая рота.

Капитан вопросительно глядит на подполковника. Тот важно кивает. Капитан, в свою очередь, кивает мне.

— Все воины второй роты, — бойко тараторю я много раз прокрученную в голове речь, — горят желанием немедленно протянуть руку помощи братьям-вьетнамцам. На своих боевых постах мы стараемся вскрыть все передвижения корабельных группировок и военно-воздушных сил вероятного противника, который нагло вторгается в воздушное и морское пространство суверенного Вьетнама. Однако своевременно раскрыть цели и намерения агрессора мы пока не можем, и этому есть объективные причины. Прежде всего нам мешает огромное расстояние между нами и Юго-Восточной Азией. Обстановка в воздушном пространстве меняется столь стремительно, что как-либо своевременно помочь ПВО Вьетнама мы просто не в состоянии. Было бы гораздо легче работать, если небольшая часть нашего полка была бы развернута в непосредственной близости от театра военных действий. Знание не только стратегической, но и тактической обстановки непременно позволит такой группе заранее предупреждать вьетнамское командование о направлениях возможных ударов и силах, принимающих непосредственное участие в массированных авиационных налетах.

«Как по писанному отбарабанил, — с удовлетворением думаю я, с хрустом усаживаясь обратно на скамью, — и даже не сбился ни разу».

Явно не ожидавший от меня такой активности Крамаренко, открыв от удивления рот, растерянно смотрит на Щербину, но тот тоже недоуменно пожимает плечами. Однако наш картавый подполковник — тертый калач и пребывает в растерянности не долго. Он величественно поднимается со своего места, солидно откашливается и спрашивает, пристально глядя в мою сторону:

— Вы сами это пгидумали, гядовой (мою фамилию он, естественно, уже позабыл), — или в этом направлении вам что-то подсказал капитан Гачиков?