Изверг - Берге Хелльстрем Страница 24

И Кристина Бьёрнссон была именно таким чертовски хорошим адвокатом.

Ее одну в зале суда он не мог отнести к сборищу посредственностей. Опытная, умная, пока что единственная на противной стороне, кто снова и снова защищал идиотов и по-прежнему считал их важней текущего адвокатского гонорара. За это она, одна из немногих, пользовалась большим уважением клиентуры. Чуть ли не первой историей, какую ему рассказали, когда он только-только ступил в Стокгольмском университете на юридическую стезю, была история о Кристине Бьёрнссон и ее коллекции монет. Она увлекалась нумизматикой, владела, судя по всему, одной из лучших коллекций в стране, и в начале девяностых эту коллекцию украли. В тюрьмах по стране поднялся кипеж, смотрящие прошерстили весь уголовный мир, и через неделю два амбала с косичками явились домой к адвокату Бьёрнссон с букетом цветов и невредимой коллекцией, завернутой в подарочную бумагу и перевязанной ленточкой. Все монеты лежали на местах, каждая в своем пластиковом кармашке. Вместе с коллекцией они передали письмо, над которым трудились трое воров в законе, «специалисты» по искусству и старине, длинное письмо, где они усердно рассыпались в извинениях, объясняли, что-де понятия не имели, кому принадлежали монеты, и изъявляли готовность пополнить коллекцию, если она когда-нибудь надумает прибегнуть к этому не вполне законному способу. Ларсу Огестаму не раз приходило в голову, что, окажись он в ситуации, когда бы ему понадобился адвокат, он обратился бы именно к Кристине Бьёрнссон.

Она работала хорошо, и на сей раз тоже. Хокан Аксельссон — очередной бесчувственный мерзавец, заслуживающий солидного тюремного срока, и с учетом фотодоказательств оскорбительного насилия, представленных в сидиром-формате, а равно показаний нескольких из семерки педофилов, которые участвовали в извращенном распространении детской порнографии в восемь вечера по субботам, и собственного признания ответчика, — именно длительного срока и потребует обвинение, однако эта сволочь, скорее всего, отделается двумя-тремя годами. Бьёрнссон терпеливо опровергала обвинение пункт за пунктом, настаивала, что обвиняемый страдает серьезным психическим расстройством и его необходимо поместить в закрытую психиатрическую лечебницу, хотя и знала, что этому не бывать, но таким образом открывалась возможность компромиссного решения, которое казалось невозможным после того, как Аксельссон признал себя виновным, а теперь было вполне достижимо; она гнула свою линию и явно заслужила одобрение присяжных, уже запахло насилием при смягчающих обстоятельствах, поскольку кто-то из них указал, что один ребенок был одет вызывающе.

Ларс Огестам кипел. Этот чертов муниципальный политик сидел перед ним в своем сером костюме и рассуждал о детской одежде, и о встрече между людьми, и о разделенной ответственности, и Огестаму больше, чем когда-либо, хотелось вымести за дверь свору присяжных, послать к чертовой матери их, а заодно и собственную карьеру.

Ранее он следил за судебными процессами против трех других из семерки педофилов, им всем впаяли солидные сроки, и Аксельссон виновен, черт побери, ничуть не меньше, но Кристина Бьёрнссон и эти старые пердуны заключили свою маразматическую сделку, и, не сбеги сегодня утром Бернт Лунд, для этого педофила наверняка все бы закончилось оправданием, а для молодого амбициозного прокурора — потерей престижа. Исчезновение Лунда взбудоражило репортеров, они вдруг прониклись повышенным интересом к процессу Аксельссона, теперь их опусы переместятся с одиннадцатой полосы аж на седьмую, любую связь между Аксельссоном и самым ненавистным, объявленным в розыск по всей Швеции извращенцем распишут на две колонки, и меньше чем годом тюрьмы не обойтись, во избежание вопросов общественности.

Огестам не хотел разом нескольких сексуальных дел.

Они отнимали чересчур много сил, и не имело значения, что виновный и жертва просто два имени на бумаге, преступление слишком глубоко задевало его, он не мог остаться бесстрастно-остраненным, сохранить спокойствие, надлежащее чиновнику, а ведь обвинитель в аффекте ничего не стоит.

Ему хотелось разбирательств о банковских грабежах, убийствах, мошенничествах. Сексуальные процессы предсказуемы, каждый составил себе мнение и давным-давно затвердил свои аргументы. Перед процессом Аксельссона он пытался понять, прочел все, что мог, о распространении детской порнографии, ходил на курсы в Главной прокуратуре, изучая принципы оценки сексуального насилия, — четверо прокуроров и трое адвокатов собирались по вечерам и сообща искали способы четкого и объективного обоснования своих суждений.

Ему не хотелось сексуальных разбирательств, а тем паче не хотелось заниматься Бернтом Лундом, когда того снова водворят за решетку; Лунд вызывал слишком бурные эмоции, его преступления были настолько жестоки, что Огестаму недоставало сил читать материалы дела и затем письменно резюмировать его действия.

Он постарается держаться подальше, когда придет время.