Тайна девичьего камня - Майкл Мортимер Страница 23

— Но с минералами он потерпел неудачу, — робко возражаю я, — это было одно из самых больших фиаско Линнея.

— Может быть. Но по сути он был прав. То, что мы называем жизнью, берет свое начало прямо из камней. Уголь, водород, азот, кислород, свинец и фосфор — вот те элементы, которые нужны, чтобы возникла жизнь в нашем ее понимании. После того как начинаются химические процессы, развитие происходит с быстротой взрыва и с большой интенсивностью. Возьмем бактерии. Некоторые возникают даже в кипящей воде, другие выдерживают высокий уровень радиации или живут только за счет свинца. На самом деле жизнь начинает бить ключом из камней, как только расстояние до солнца становится — как говорите вы, шведы, — каким нужно.

Я рассказываю ему, что шведские микробиологи недавно сделали пробное бурение на большой глубине в скальном грунте на острове Эспё под Оскарсхамном. Искали стабильную среду для окончательного хранения отработанного ядерного топлива. И сразу же обнаружили до двух сотен новых видов бактерий, которые живут только в горной породе и за счет нее.

— Потрясающе. И это естественным образом приводит прямо к ответу на ваш вопрос. Понятие жизнь на самом деле своего рода состояние. По сути это синоним «активных элементов». Точно так же, как вода может быть жидкой или твердой, как лед, так и минералы могут быть пассивными, как камень, или активными, как жизнь. Упомянутый вами тип бактерий на самом деле доминирует над жизнью на всей нашей планете. Они также способствуют ряду химических процессов, например созданию и поддержанию атмосферы.

Лобов показывает на мои руки и рассказывает, что золото в моем обручальном кольце и иттрий в экране моего мобильного телефона возникли, когда однажды взорвалась гигантская мегазвезда и выбросила множество звездной пыли, пыли, которая потом стянулась в новые солнца, новые солнечные системы и в новую планету — Теллус.

— Бактерии здесь, на земле, являются своего рода преобразователями. Они превращают минералы в жизнь, а затем жизнь обратно в минералы. Так происходило тысячи миллионов лет.

Он откидывается назад на диване и на несколько минут замолкает.

— Вплоть до сегодняшнего дня. С помощью нанотехнологии люди станут управлять этими процессами.

В ожидании моей реакции он пристально смотрит прямо перед собой.

— И мы даже не можем представить себе, что нам тогда предстоит увидеть, — продолжает он. — Это может привести как к самым фантастическим возможностям, так и к самым омерзительным сценариям, какие только можно вообразить. Только представьте себе, что барьеры между видами перестанут существовать. Вы хотите медведя с львиной головой — пожалуйста. Вы хотите говорящее дерево — пожалуйста. Вы считаете, что вашей кошке надо успокоиться к вечернему приему — похлопайте ее три раза специальной перчаткой, и она превратится в камень. Похлопайте снова, и она оживет.

Я вежливо говорю, что до этого еще идти и идти.

— Да, идти, — кивает он, — но совсем не так далеко, как вы думаете.

При этих словах в глазах у самой большой в мире научной тайны появляется печаль. Он быстро убирает бутылку водки.

Я понимаю, что разговор окончен.

Когда мы прощаемся в темной прихожей, у него на глазах внезапно появляются слезы.

— Слезы — это всего лишь хлорид натрия и вода, — говорит он, пытаясь засмеяться.

Я поспешно выхожу. На улице наступил вечер. Несколько заблудившихся листьев кружатся по улице Бардина, и мне приходит мысль, что я рада, что листья не могут ко мне обратиться. И хотя это противоречит принципам научной журналистики, я ловлю себя на том, что надеюсь: самая большая мировая тайна останется неразгаданной.

Источник: «Дагенс Нюхетер»