У вендетты длинные руки - Марина Серова Страница 23

– Серафима, а как вы здесь оказались, в этом общежитии? – Я окинула взглядом ее комнатку.

– Как? Обыкновенно. Когда вышла, начала искать работу. Но мне везде отказывали. Кто же возьмет на работу бывшую зэчку? Родители мои за это время умерли. Их квартиру и дачу забрала моя сестра, дачу продала, а в квартире родителей теперь живет ее сын с женой и маленьким ребенком. Та квартира, где мы жили с Аникеевым, принадлежит теперь ему, он оформил ее в собственность. А я оказалась за бортом жизни. Ни квартиры, ни работы… Едва в бомжихи не попала! Да вот, спасибо добрым людям, – подсказали, что в семейное общежитие требуется дворник и уборщица. Комната предоставляется. Это было единственное место, где меня взяли. Так что теперь я – просто Фимка-уборщица! Про Серафиму Витальевну все давно забыли. А я ведь кое-кому в свое время помогла с работой… Только всем теперь наплевать! Меня старые знакомые встречают, отворачиваются, делают вид, что не узнают. Черт с ними, я не обижаюсь. Я сильно изменилась, постарела, я это знаю. Мне все сорок лет дают, а мне ведь только тридцать четыре!

– Серафима, я вам как юрист говорю: вы не потеряли свою жилплощадь. И на половину квартиры родителей вы, как прямая наследница, имеете право, так же как и ваша сестра. И в той вашей квартире вас можно восстановить. Вы не хотите заявить свои права?

– Зачем? Квартиру родителей я трогать не буду: она маленькая, двухкомнатная. Пусть племянник живет там, у него ребенок.

– Но вы-то из-за этого ютитесь здесь, в этой каморке! А могли бы жить по-человечески. Они оставили вас без жилья.

– Сестра и ее семья – это единственные мои родные люди. Я не буду ухудшать их условия. А вот Аникеев… Я узнала, что у него есть маленький магазинчик. Да и молодая жена… – Серафима посмотрела на меня, в ее глазах промелькнула злоба: – Хорошо устроился на мои денежки! Вот кого надо бы потрясти…

– Будьте осторожны, вы только что освободились.

– Нет, нет, во второй раз в тюрьму я не собираюсь, я уже знаю, что это такое. Я отомщу так, что меня не поймают. Сволочь! Он должен ответить за то, что совершил. Я больше чем уверена, что тогда заявил на меня именно он! А мои родители? Конечно, собственноручно он их не убивал, но косвенно он тоже причастен к их смерти. У мамы было больное сердце, после приговора она сильно сдала… А отец, похоронив ее, очень переживал. Сестра говорила, что он практически не выходил из дома, почти ничего не ел… Он как будто впал в ступор. Однажды она нашла его мертвым. Диагноз: истощение, моральное и физическое. Он очень любил маму…

– Что вы собираетесь делать, Серафима? Как именно хотите отомстить?

– Этого я вам не скажу, я теперь никому не доверяю. Жизнь научила!

– Понимаете, жена артиста Виноградова тоже хочет отомстить вашему бывшему мужу. Он оставил ее вдовой, а ее ребенка – сиротой. Не хотите объединить ваши усилия?

– Полина, а вы-то здесь, извините, каким боком? Ваш какой интерес? Заработать хотите?

– Хочу. Но не на вас и не на вдове Виноградова.

– Ну, мне-то все равно платить нечем, а вот как там у вдовы с деньгами, не знаю.

– Тоже не очень. У нее, кроме маленького ребенка, престарелые родители на руках, а отец вообще после инсульта. Но насчет денег, Серафима, вы можете не беспокоиться. Это у меня хобби такое: помогать попавшим в беду, тем, кому милиция и суд официально помочь не могут. Причем моя помощь абсолютно безвозмездная, ну разве что заплатят сами преступники, и то – исключительно возместят расходы на всяческие хлопоты.

– Ясно! И чем вы, девочки, занимаетесь? Набираете новобранцев в свое народное ополчение?

– Можно сказать и так.

– Тогда запишите меня. Комсомольцем-добровольцем! А то я, как кустарь-одиночка, мечтала отомстить, а как именно – не знала. То кирпич ему на голову хотела сбросить с крыши, то заказать ассенизатора ему в магазин, чтобы он там все хорошенько кое-чем полил!

– А что, неплохая задумка! – похвалила ее я.

– Так на это деньги нужны! А у меня с этим туго…

– Деньги будут, – успокоила я Серафиму.

– Да? И кто же мне их даст? Кто найдется такой щедрый?

– Сам Аникеев-Дьяченко и даст.

– Вы думаете? Да он удавится за копейку! А других еще раньше удавит. Как вы собираетесь из него деньги выжимать?

– Есть у меня один вариант… Серафима, у вас сотовый имеется?

– Шутите! Откуда?! Такая роскошь мне не по карману.

– Ладно, я знаю, где вас найти. Телефон вам подвезу потом.

Я встала и подошла к двери. Серафима – за мной.

– А если не секрет, сколько вы здесь получаете? – спросила я ее уже в дверях.

– За две должности – шесть тысяч. Это чистыми. За эту комнату с меня вычитают полторы, так бы семь пятьсот получала.

– Лихо! За такую хибару – полторы?! Я думаю, это они вам должны еще приплачивать за то, что вы соглашаетесь здесь жить. Ладно, ждите меня в гости.

Я вышла на улицу, на свежий весенний воздух. Солнышко пригревало, где-то вверху в верхушках тополей кричали грачи. Я села в машину и отправилась к себе домой.

– А идея с ассенизатором – это совсем неплохо! Серафима сама это придумала?

Дед сидел за столом в ожидании ужина. Я разогревала в микроволновке голубцы-полуфабрикаты. Раздался звонкий щелчок, я вынула голубцы и положила нам с дедом в тарелки по три штуки.

– Сама. От безысходности. Дед, представь: приходит человек домой после тюрьмы – и податься ему некуда. Отсидела женщина четыре с половиной года, вернулась старухой. Ей всего-то тридцать четыре, а выглядит на все сорок. Даже седина появилась.

– Да, Полетт… Тюрьма – это вам не сочинский курорт с пляжами!

– А еще она потеряла жилье. Квартиру родителей забрали родственники, и она не хочет предъявлять им требований на свою долю. А муженек бывший живет в ее квартире со своей новой женой. Я думаю, ей просто больно приходить туда…

– Но жалеть твою Серафиму как-то… Она же сама виновата: брала взятки, занималась приписками и чем там еще?

– Да, ее вины я не отрицаю. Взятки – это плохо. Но Дьяченко-то каков: сдать собственную жену! Как шакал. Серафиму растерзали «органы», а он поживился объедками…

– Ничего себе объедки! Квартира ему досталась, машина, магазин открыл – не хило устроился, головастик! Да еще потом двух братцев кокнул, присвоив себе их наследство.

– А почему «головастик»?

– Ну, ты же говорила, что он маленький, щуплый, а соображает как большой мерзавец. Значит, голова у него большая.

– Дед, думаю, пора начинать его шантажировать. И Надежда рвется в бой. Она сегодня подъезжала ко мне, когда я стояла возле магазина. Ей не терпится действовать. Она торопит меня, предлагает свою помощь. Я согласна, что пора переходить к более решительным действиям.