Круги Данте - Хавьер Аррибас Страница 23

Граф Баттифолле не удивился, увидев изменившееся лицо Данте. Комната утратила прежний театральный вид, который бросался в глаза во время первого посещения. Наместник, приветливый и веселый, принял поэта без промедления. Стерев кровь с лица, Данте, не ожидая приглашения, занял свое прежнее место на скамье со спинкой. Он старался ровно дышать, глядя в пол.

― Ваша встреча с Флоренцией была плодотворной? ― дружелюбно спросил Баттифолле.

― Очень, ― ответил Данте бесстрастно, не поднимая глаз. ― И очень увлекательной в своей финальной части, о чем, без сомнения, вы уже знаете…

Граф улыбнулся, но ничего не сказал.

― Несомненно, ― продолжал Данте тем же тоном, ― я должен чувствовать себя счастливым из-за своевременного появления вашего Франческо в Санта Кроче.

― Я говорил вам, что с каждым днем Флоренция становится все более опасным городом, ― сказал граф.

― Поэтому вы решили меня охранять? ― произнес Данте, впервые поднимая глаза. ― Я не думаю, что это были условия, которые…

― Ладно, Данте… ― перебил его Баттифолле, хотя сделал это мягко, не теряя хороших манер и сердечности. ― Вам самому ясно, что сейчас не время ставить условия. Понимайте это только как разумную защиту. Вам никто не мешал двигаться свободно там, где пожелаете. И вы должны признать, что это было необходимо для вашей безопасности…

― Я должен поблагодарить вас за то, что вы следили за мной? ― упорствовал Данте.

― Я говорил, что вам понадобится защита моих людей. Я понял, что вы не хотите ходить со свитой, но при этом не готовы остаться наедине с опасностью. ― Баттифолле замолчал на мгновение. ― Тем более произошедшие события, как мне показалось, требовали нашего вмешательства.

― Вы подумали, что кто-то знает о моем присутствии в городе и…? ― спросил Данте.

― Нет! ― воскликнул Баттифолле. ― Я уверен, что это нападение никак не связано с вами лично, скорее, с вашим теперешним внешним видом: иностранец с возможным многообещающим уловом в кошельке, заблудившийся в городе, решивший провести ночь в таком квартале, как Санта Кроче. У меня такое ощущение, ― добавил с иронией граф, ― что Франческо не единственный, кто следил за вами во Флоренции.

― Тот безумный человек, возможно, уже мертв, ― пробормотал Данте опечалено, снова опуская голову.

Баттифолле пожал плечами. Во Флоренции жизнь и смерть были понятиями, подчиненными интересам политики.

― Если так, то упокой, Господи, его душу, это был, возможно, лишь вопрос времени, ― ответил граф, не придавая важности событию, которое было маленькой каплей в головокружительном водовороте, затягивающем Флоренцию. ― Преступники, холод, болезни… Это конец любого бродяги.

― Вы знаете, что он был готов назвать возможных исполнителей тех злодеяний, которые вас волнуют? ― прямо спросил Данте, глядя графу в глаза.

― Вот как! ― ответил тот насмешливо. ― Знай мы это прежде, не было бы необходимости в вашем приезде из Вероны. И кто преступники?

― Он говорил о каких-то… ― заколебался Данте, сознавая ненадежность сведений, которые был готов предложить, ― немых демонах с голубыми ногтями…

Баттифолле молча улыбнулся. Данте отвел глаза, понимая, что граф не будет помогать ему выйти из этого неудобного положения. Поэтому он заговорил с уверенностью:

―…некие бегины, как сказал старик…

― Бредни, ― наконец произнес граф. ― Не знаю, стоит ли посылать его к дьяволу, но что до голубых ногтей, руки и ноги тех, кто сотворил преступления, были человеческими, как и тех, кто забросал вас камни сегодня вечером.

Баттифолле заложил руки за спину и стал по привычке ходить туда-сюда.

― Что касается бегинов и всякой мистики, нищих и попрошаек, ― продолжал граф, ― это мало касается религиозных дел. Я могу уверить вас, что ни церковники, ни какие-либо другие почтенные источники не могут привести конкретных обвинений против них. И если бы мы доверяли всем сплетням, которые ходят по городу, то, уверяю вас, немного монахов, прелатов и священников сохранили бы свою репутацию.

Данте признавал в душе, что это, возможно, так и было. Действительно, только впечатление от пережитого нападения придало важность словам старика.

― Очевидно, ― продолжал Баттифолле, ― что одержимость бедностью и религиозными воззрениями опасна, когда она не имеет ничего общего с проблемами сеньории; особенно когда нужно платить налоги, следовать присяге и отбывать воинскую повинность, ― сказал граф, угловатое лицо которого преобразилось в лукавой улыбке. ― Я не люблю скрывать своих мыслей по поводу религиозных опасностей.

Данте едва смог подавить ответную улыбку. Он не мог отрицать очарования этого человека и его умения обольщать. Поэт спросил себя, возможно ли, чтобы человек, с которым он имел дело в начале своего изгнания, превратился в его друга, будучи в положении, когда ему уместнее было стать врагом.

― В любом случае, ― продолжал Баттифолле, пока его взгляд наполнялся новой решимостью, ― если вы пожелаете, вы можете испытать…

― Да, я сделаю это, ― ответил Данте, не обдумав заранее свои слова.

Не было необходимости следить за реакцией графа, чтобы понять важность этого короткого ответа. Баттифолле тут же успокоился, весело посмотрел на Данте, как обрадованный ребенок, и сел на свободную скамью перед ним, лицом к лицу.

― Вы сделаете это? ― повторил он. ― Вы хотите сказать, что согласны?

Данте не знал, в какой момент принял решение. Может быть, это произошло, когда граф взывал к его душе, которая все еще надеялась вернуться на родину; или, может быть, так на него повлияли любимые места во Флоренции. Несомненно, не была бесплодна и хитроумная деятельность наместника короля Роберта: слова этого человека, которому не имело смысла доверять, тем не менее вызывали доверие.

― Полагаю, да. ― Данте набрал в легкие воздух и прекратил сопротивляться. ― Бог свидетель, я не знаю, как могу помочь вам, но попытаюсь.

Граф сжал обе руки Данте в знак признательности и дружбы; удовлетворение озарило его лицо.

― Вы не пожалеете, ― произнес он.

― Возможно, пожалею… ― смиренно ответил Данте, подозревая, что у таких дел всегда двойное дно.

― Все же лучше действовать, чтобы не сожалеть о том, что не сделано, ― ответил граф торжественно.

Слова отдавались эхом и искусственностью в уголках сознания Данте. Поэт ответил скептической улыбкой, которая положила конец беседе.