Эскорт - Наталья Андреева Страница 23

— Пусть они там понервничают ночку. Это полезно. Свидетель должен созреть. Все равно ведь будет врать. А мы тем временем поищем фактики, которые это вранье разоблачат.

— А если они договорятся?

— А мы им показания свидетелей, которые видели у пруда машину Раскатовой.

— А где мы их найдем?

Волнистый строго посмотрел на своего ученика. «Как это где?» — говорил его красноречивый взгляд. И лейтенант все понял. На следующее утро Волнистый поехал проверять алиби Евгении Львовны Раскатовой, поручив своему помощнику прочесать ближайшие дачные поселки на предмет того, не заметил ли кто чужаков на машине в день убийства девушки Нэтти. Сережа Попугайчик взялся за поручение с энтузиазмом, и майор был уверен, что местным жителям не поздоровится. Чтобы отделаться от лейтенанта, они насочиняют кучу иномарок, и окажется в итоге, что жизнь возле маленького пруда била в тот вечер ключом. Там просто яблоку негде было упасть. Ну да ладно.

Сам Сергей Павлович в тот момент, когда лейтенант шерстил дачников, сидел на кухне в квартире Раскатовой и невольно принюхивался. Пахло здесь как в раю. То ли цветами, то ли фруктами. «Брызгают, что ли, чем? Вот буржуи! Чего только не придумают! А по людям стреляют, дьявол их забери!» — размышлял Волнистый. О киллере думать не хотелось. С другой стороны, выстрел хорош. Если наняли — то уж явно не задешево. А у кого в агентстве больше всего денег? То‑то и оно.

— Значит, здесь и жила Нэтти? — уточнил он у горничной, которая сидела напротив и пальчиком стирала невидимую пыль с янтарного дерева. Дело было на кухне, где майору предложили чай. Сама Раскатова стояла у окна в роскошном халате с павлинами.

— А вы можете ехать на работу, Евгения Львовна. Я вас не задерживаю, — напомнил майор. — Если горничной своей не доверяете, так не сомневайтесь: я за ней присмотрю.

Евгения Львовна недовольно поджала губы, но с кухни ушла. Волнистый слышал, как она хлопала дверью ванной, громко ходила по коридору, делая вид, что собирается на работу. Словом, всячески напоминала Дашеньке, что хозяйка еще здесь и все слышит. Сама же Дашенька Волнистому понравилась: стройная, высокая девушка, приятная на лицо. Глаза голубые и нежные, как незабудки в палисаднике, что под окном у Сергея Павловича. Скромный, но приметный цветок. Раз поглядишь — уж точно никогда не забудешь.

— Что же вы, Дарья, горничной‑то работаете? — первым делом спросил майор. — В прислугах? Видная девушка. Молодая. Нехорошо это. Учиться надо.

— Мне нравится, — спокойно ответила Даша. Волнистый уловил раскатовские интонации. Не нападение, а спокойная и очень надежная защита. На твердую «ничью».

— Что ж, и всю жизнь в прислугах были? — майор сознательно давил на слово «прислуга». Должно же быть у нее самолюбие?

— Нет, у меня когда‑то была другая работа, — так же ровно отвечала Дашенька.

— Кем работали? — уточнил Волнистый.

— Секретарем.

— Не понравилось?

— Нет, не понравилось.

— Приставали, наверное? Ну, в смысле, мужчины.

— И «в смысле» тоже.

Волнистый уловил иронию. Ничего себе горничная! Чего‑чего, а характер у ангела Дашеньки есть. Он пригладил усы и зашел с другой стороны:

— Значит, вы утверждаете, что позавчера во второй половине дня ваша хозяйка была дома?

— Да, утверждаю.

— Так. Готовы подписать показания?

— Готова.

— Об ответственности за дачу ложных показаний знаете?

— Отлично знаю. И презумпции невиновности тоже. Да и вы не забудьте. — Еле заметная усмешка.

Волнистый насторожился. Он был опытным оперативником, и дельная мысль посетила его сразу. За ангелом Дашенькой что‑то числилось, не иначе. Если так, то ее спокойствие — дело временное. Поволноваться Дашеньке придется — когда справочка соответствующая будет.

— Паспорт ваш позвольте, Дарья… как по отчеству?

— Александровна. А зачем вам паспорт? Для протокола?

— А как же? Вы сейчас заявляете достаточно важные вещи, на основании которых, можно сказать, решается судьба человека. Как же без протокола?

— Хорошо. Можете записать мои данные. Она принесла паспорт. Регистрация временная, обратил внимание майор. На неделю просрочена. Но за это не привлекают.

— А какие отношения у вас были с Нэтти?

— С Нэтти? — Легкая паника. Хотя про презумпцию невиновности знает. — Нормальные отношения.

— Не ссорились?

— Нам делить было нечего.

— А подругами не были?

— Нет, не были.

— Как же так? Две молодые, интересные девушки. Неужели на ушко друг другу секретов не шептали?

— У нас с ней были разные интересы. Она — королева, а я — прислуга.

Вот это уже ближе. Глаза у ангела Дашеньки потемнели. «Почему не л?» — догадался майор. — «Почему она королева?» Сергею Павловичу вспомнился юный лейтенант, который выдвинул версию о ревнивой сопернице. Этого только не хватало! Но вопросов к Дашеньке у Волнистого появилось много.

— А до Нэтти никто у вас не жил?

— Нет. Таня Петухова — москвичка. В гости иногда заходила.

— Петухова? Кто это?

— Она была до Нэтти. То есть это ее хотели… В общем…

Похоже было, что Дашенька путалась в том, что можно говорить о Татьяне Петуховой, а чего нельзя. Сергей Павлович решил ей помочь:

— А что, с Татьяной тоже случилась неприятность? Надеюсь, она жива?

— Да, конечно, — заметалась Дашенька. — Просто попала в больницу… Не знаю, где она сейчас.

Сергей Павлович заинтересовался предшественницей Нэтти. Наверное, не просто так Татьяна Петухова попала в больницу. Но майор решил выяснить адрес Татьяны в другом месте. Не у Дашеньки. Сергей Павлович спросил ее о другом:

— Где вы работали секретарем? До того, как стали прислугой у Евгении Львовны?

Майор невольно вздрогнул: в коридоре что‑то упало. Раздался такой грохот!

— Я не помню, — тихо сказала горничная. — Такой фирмы давно уже нет.

— А название ее?

— Забыла.

— Адрес?

— Ничего не помню.

— Как же так? Сколько же лет прошло?

— Года три.

Майор вздохнул. Ах, избирательная девичья память! Наверное, помнит, с кем случайно поцеловалась пять лет назад в гостях у любимой подруги и что подарил на Восьмое марта мальчик из параллельного десятого класса, но не помнит место работы, где платили деньги. Или не хочет помнить?

— Скажите, Дарья Александровна, у вас есть фотографии?

— Зачем? — растерялась та.