Отступник - Борис Седов Страница 23

Правительственный автомобиль скользнул вниз и притормозил у ворот голубого двухэтажного особнячка с белыми колоннами. Ворота стали автоматически открываться, расположенные над ними телекамеры зашевелились, и на крыльце появилась вооруженная охрана.

Мимо остолбеневшего Сани неожиданно резво прошагали давешние пьянчуги. На ходу они одинаковым движением сунули правые руки за пазухи, будто у них одновременно зачесались левые подмышки. Саня автоматически сморщил нос в ожидании собачьей вони, характерной для бомжей, но тут же удивленно поднял брови, уловив аромат дорогого парфюма.

Странно…

* * *

Серегу хлопнули по плечу, и, обернувшись, он увидел перед собой поддатого Зяму, одного из зубиловских солдатиков. Зяма хлопнул Серегу по другому плечу и радостно просипел:

– Слышь, Серега, это клево, что я тебя в окно усек. Еле догнал!

Потом он оглянулся и, заговорщически понизив голос, добавил:

– Ты вот что… Ты пацан конкретный, может, посоветуешь… Мы тут с Мешком… Короче, зайдем в эту живопырку, Мешок там сидит. Кирнем и побазарим. Годится?

И он махнул рукой в сторону одной из немногих оставшихся в Томске столовых со множеством шатких пластиковых столиков и длинной стойкой самообслуживания, которая заканчивалась кассой.

Столовая эта заполнялась только в обед, когда сюда со всех окрестных предприятий, словно мухи на дерьмо, слетались работяги, привлеченные дешевизной этого дерьма. Все остальное время поварихи с кассиршей разгадывали кроссворды и перемывали кости знакомым самцам. Знакомые же самцы забегали порой, чтобы пропустить стаканчик. Пойло, разумеется, было паленым, но надежным. Никто никогда не травился. За это самцы поварих любили – и в переносном смысле, и в самом что ни на есть прямом, используя для этой цели небольшую подсобку с продавленным топчаном, пятнистым от соков любви.

Сереге было все равно, куда идти.

Он все еще прислушивался к себе и чувствовал, что ему становится все хуже. Лихорадка Эбонита, похоже, взялась за него всерьез.

Он махнул рукой и обреченно последовал за Зямой.

За крайним столиком, расположенным в стратегически выгодном месте, с которого просматривалось все пространство столовой, а также вход и дверь в подсобку, сидел Мешок. Перед ним красовались початая бутылка водки и несколько бутылок пива.

А на свободном стуле рядом с ним стояло то, за что еще вчера Серега готов был отдать половину жизни, – шикарный кожаный кейс, который у него увели в Томском аэропорту.

В братковской иерархии Серега занимал гораздо более высокую позицию, чем эти два тупых дуболома, поэтому, стараясь не очень пялиться на злополучный кейс, он чинно сел за столик и, придвинув к себе бутылку пива, тоном доброго старшего товарища поинтересовался:

– Ну, что тут у вас? В чем проблема?

И Зяма с Мешком, перебивая друг друга, рассказали ему грустную историю о том, как упустили в аэропорту некоего фигуранта и теперь не знают, как оправдаться перед суровым Зубилом. Единственное, чем они могли похвастаться, – никому не нужный пустой кейс, забытый рассеянным фигурантом.

– Ты уж, Серега, не забудь старинного знакомого, а? – канючил Мешок. – Не западло ведь тебе замолвить словечко перед Анатолием Викторовичем? Вы же с ним кореша все-таки, авторитеты! Скажи, мол, не успели пацаны догнать лоха. Он просто бегом через зал пробежал, даже фургон потерял и угол кинул. Только вот барахла в нем нет уже…

– И это… не закладывай уж, что мы с корешем зачмызгали тут, – вторил Зяма, – не так уж много мы и выпили…

И подливал Сереге «Столичной».

Серега выслушал все, что имели сказать ему лоханувшиеся пацаны, затем глубоко вздохнул и решительно сказал:

– Ладно. Надо братков выручать. Дело святое.

Он встал и озабоченно нахмурился, как бы раздумывая, потом добавил:

– А кейс этот я сам ему отнесу. Я знаю, что сказать, чтобы все было тип-топ.

– Во, Серега, – обрадовался Зяма, – я знал, что ты правильный мужик!

– Мужики на зоне посуду моют, – наставительно ответил Серега и, взяв кейс, важно удалился.

Выйдя на улицу, он поднял руку и стал ловить машину.

Нужно было спешить, пока ему шла масть. Встреча с этими придурками поможет убить сразу двух зайцев. Вернув Зубиле кейс, он докажет, что не терял времени зря. А кроме того, у Сереги появился неожиданный шанс отвлечь внимание грозного начальства от собственной персоны, переведя стрелки на малолеток, прошляпивших в аэропорту.

* * *

В области непростых человеческих отношений депутат Государственной думы Александр Николаевич Михайлов знал и умел многое.

Но главным его умением еще с институтской скамьи было умение находить компромиссы. Он ухитрялся быть угодным всем – и властям, и плебеям. И сам жил в гармонии с самим собой. Он учил только то, что ему нравилось, но благодаря статусу комсомольского вожака сдавал все экзамены без особого труда.

Студенты шли к нему с проблемами, и некоторые из них он разрешал сам, некоторые – благодаря своим партийным покровителям. К покровителям он ходил регулярно, как на службу, неся им ту информацию, которую они хотели услышать, и полагая искренне, что именно так и нужно жить.

Сейчас его можно было бы осуждать за стукачество или восхищаться, как умело он организовал свою жизнь. Но на самом деле он никого сознательно не закладывал – а если кто и пострадал от него, то лишь потому, что только так, малой кровью, можно было погасить конфликт, грозящий большими неприятностями. Да и не организовывал комсомолец Саша своей личной жизни, не организовывал ничего, кроме комсомольских мероприятий. А в жизни так гладко у него все получалось лишь потому, что он инстинктивно огибал все острые углы.

Первое подношение Михайлов принял, чтобы не обидеть сокурсника, благодарившего за доброе дело, первую взятку дал, чтобы упростить решение сложного вопроса. Не для себя – для коллектива. И его совесть была чиста, как у младенца.

Распределили молодого специалиста по холодильным установкам в Томск, где в незапамятные времена жили его родители и в котором у него давно уж не осталось родных или близких. Но так было спокойнее всего – не в глушь, где можно было быстро зачахнуть, не в столицу, где могут сразу затоптать, а в приличный провинциальный город – с перспективой.

На мясокомбинате его избрали комсоргом холодильного цеха. Через год – освобожденным секретарем комсомольской организации предприятия. Еще семь месяцев спустя – вторым секретарем горкома ВЛКСМ. Его ленинградский покровитель перебрался тем временем в Москву, вознесясь на заоблачные высоты.

Перемены, начавшиеся в стране, застали Михайлова в должности второго секретаря областного комитета партии.

Это было весьма кстати – у него уже имелись прочные связи в высшем руководстве партии и собственная молодая, преданная команда. А с другой стороны, он еще не успел совершить ничего такого, что позволило бы демократам казнить его в политическом смысле.