Под маской хеппи-энда - Антон Леонтьев Страница 23

Как-то, в начале восьмидесятых, меня занесло в Рио-де-Жанейро. В день отъезда я засиделся с тамошними литераторами, дегустируя коктейли, и в итоге опоздал на свой рейс. Самолет, едва взлетев, упал в океан, все пассажиры и члены экипажа погибли. Если бы я взошел на борт, то тоже бы сгинул в пучине и так бы и не получил Нобелевской премии.

В другой раз я договорился со своим финансовым консультантом встретиться и обсудить планы по увеличению моего (и его собственного) благосостояния. Но сначала я проспал (что со мной практически никогда не случается), так как будильник, как выяснилось, не был заведен, хотя я отлично помню, что ставил его, потом мой автомобиль заглох на полдороге, а когда наконец завелся, меня угораздило едва не задавить бездомную, переходившую дорогу в неположенном месте с детской коляской, заполненной всяческим хламом. Прибыла полиция, и я проваландался еще не меньше двадцати минут. Финансист, которому я позвонил по мобильному, успокоил меня, сказав, что будет ждать столько, сколько надо. Но встретиться с ним мне так и не довелось. Забыл упомянуть: офис моего финансиста располагался на девяносто шестом этаже северной башни Всемирного торгового центра на Манхеттене, а на календаре была дата 11 сентября 2001 года. Я был уже неподалеку, когда стал свидетелем того, как управляемый террористами самолет врезался в небоскреб между девяносто четвертым и девяносто восьмым этажом: мой финансист погиб в огненном инферно тотчас, не испытав ни малейших страданий. А ведь я мог бы оказаться в его бюро, и тогда бы список жертв теракта 11 сентября увеличился еще на одну фамилию – мою собственную.

Ни в Южной Америке, ни на Манхэттене я не испытывал особого страха, ведь роковые события прошли как бы мимо меня, и только позднее я осознал, как мне повезло. В Майами же все было по-другому: во влажную от пота и покрывшуюся мурашками от страха спину, к которой прилипла рубашка, упиралось дуло пистолета. И человек, который держал меня на мушке, отнюдь не шутил.

Я замер, чувствуя, что мои коленки предательски дрожат. Не хватало еще хлопнуться в обморок. Хотя это далеко не самый плохой вариант. Ну да, столько лет живу в США, стране, которая, по статистике, является одной из тех, где происходит самое большое количество убийств на душу населения, и до сих пор меня еще ни разу не ограбили. Видимо, настало время!

Я беспомощно обернулся по сторонам, но помощи ждать было не от кого – улица оказалась проулком-тупиком, не видно ни единой живой души, кроме меня и того, кто наставил на меня пистолет. И, не исключено, мне в скором будущем суждено из разряда живой души перейти в разряд мертвых душ...

– Я вам все отдам, – прошептал я, – разрешите мне достать портмоне...

Так как возражений от грабителя не поступило, я дрожащими пальцами выудил из кармана кошелек, который у меня тотчас вырвали. Хорошо бы, чтобы этим все и ограничилось! Жаль только, что у меня в портмоне все кредитные карточки, придется сразу же блокировать их.

– Мистер Бэзил Бэскакоу, – произнес голос, видимо, изучивший мое удостоверение личности. – Черт, да вы что, русский?

Последняя фраза была произнесена по-русски, вернее, на американском русском – со смешным картавым прононсом и неверной интонацией. Так говорят некоторые из эмигрантов, которые, пробыв в Штатах пару лет, корчат из себя коренных американцев (хотя кто попадает под определение таковых – индейцы?) и намеренно уродуют родной язык, дабы возвыситься в первую очередь в собственных глазах. Или так говорят дети и внуки этих самых «коренных американцев», которые лопочут по-английски без проблем, зато имеют большие проблемы с тем, чтобы нормально изъясняться на языке своих родителей.

– Ну, как сказать... – протянул я, тоже переходя на русский и чувствуя, что долго так стоять не смогу. – У меня двойное гражданство – американское и российское. Обычно подобное не допускается, но – последнее мне вернули еще в 90-м, особым постановлением Президиума Верховного Совета... Если хотите денег, то берите все, однако не трогайте старого и больного человека, который ничего плохого вам не сделал и лица вашего даже не видел, мисс...

Господи, какую чушь я несу! Осталось только во всеуслышание заявить, что я – нобелевский лауреат, и тогда меня похитят и потребуют выкуп!

– Тогда зачем вы меня выслеживаете? – спросил голос и прибавил пару непечатных американских ругательств.

Внезапно до моего разумения дошло: на меня вовсе не бандиты совершили нападение – за спиной стоит красавица Таня Ларин! Каким же я был наивным – она специально свернула в проулок, чтобы иметь возможность взять меня на мушку!

– Таня, если позволите, я вам немедленно все объясню, – произнес я и тотчас пожалел об этом: бандитка дала мне подзатыльник, да такой, что я застонал от боли.

– Откуда тебе знать мое имя? – спросила она на том же ужасном русском.

Не в состоянии выносить, как она уродует наш великий и могучий, я уже по-английски ответил:

– Произошла какая-то ошибка, вы обознались, мисс...

– Ври, ври, да не завирайся! – заявила по-русски Таня, видимо, как и некоторые представители волны эмигрантов, обожавшая русские фразеологизмы, вставляя их где следует и, по большей части, где не следует. – Ты знаешь, как меня зовут, следил за мной от отеля... Я что, по-твоему, слепая? Ты преследуешь меня!

А я-то думал, что мне удалось остаться незамеченным! Да, когда дело имеешь с матерыми преступниками, лучше не зазнаваться. Получается, что все это время жертвой был я, а не Таня!

– На полицейского или агента ФБР ты не похож, – тем временем рассуждала вслух она, – да и слишком старый, тебе за семьдесят. Бэзил Бэскакоу, Бэзил Бэскакоу... Какое-то знакомое имя. Ты политик, что ли? В русском конгрессе сидишь?

– Слава богу, нет, – с достоинством ответил я, – но предложения от двух партий были. Таня, разрешите все вам объяснить. Но только пообещайте, что не будете стрелять в меня, пожилого человека, к тому же лауреата Нобелевской премии. Ведь за убийство здесь, во Флориде, могут отправить в камеру смертников.

Мои слова о Нобелевской премии и камере смертников возымели нужный эффект, и давление стали на мой позвоночник исчезло. Однако мне пришлось, так и не поворачиваясь лицом к Тане, рассказать обо всем, что произошло в прошедшие дни. Упомянул я и о том, что мы с ней уже встречались, и живописал, как она огрела меня мешком с отмычками и похитила мой автомобиль.

Наконец мой рассказ был завершен, но ответа от Тани не последовало. Очень осторожно, опасаясь выстрела, я обернулся; мне все казалось, что никакой Тани за моей спиной сейчас не окажется, ведь она могла давно сбежать. Однако нет, девица была все еще там.

– Если бы я сама не столкнулась с тобой, то, конечно, не поверила бы ни слову, – изрекла она. – Сними панаму и очки, нобелевский лауреат!

Я повиновался, покоробленный тем, что девчонка, которая была младше меня в два с половиной раза, нахально тыкает. Вот она, современная молодежь, никакого почтения к заслуженным сединам и лысинам!