Закон постоянного невезения - Иоанна Хмелевская Страница 22

— А на кой шут той сучке все эти бумажки? Она в них и носа никогда не сунула, уж он всю дорогу держал их от неё подальше. У него были свои секреты, и ей до них никакого дела не было, а убил его никто иной, как только она!

Именно тему сучки Бежан непременно хотел обойти, чтобы вынудить эту бабу назвать других врагов убитого Доминика, которых она так упорно ни в грош не ставила и скрывала. Конечно, он мог выловить этих врагов по документам, но их там были сотни, так что пришлось бы с ними разбираться годы. Разумеется, все они боялись, но по-разному. У некоторых этого страха было абсолютно недостаточно для того, чтобы толкнуть их на преступление. Сучка, откровенно говоря, выходила в лидеры всего на полголовы, а не на пару корпусов. Однако Бежан не любил оставлять какую-либо ситуацию невыясненной до конца.

— Ну ладно, — неожиданно согласился он. — Но какой у неё мог быть повод? Непосредственный?

Михалина снова схватила утюг и, послюнявив палец, коснулась раскалённой поверхности.

— А на кой черт ей повод? — презрительно процедила она, вернувшись к глаженью. — Бросил он её — и все тут. Отомстить хотела.

— Когда?

— Что когда?

— Когда он её бросил?

— А кто их там разберёт? Только что, не так давно. И вы думаете, она ему простила? Письмо даже ему прислала.

— Какое письмо? Где оно, это письмо?

Михалина вдруг замолчала. Она продолжала яростно утюжить — глуха, слепа и зла на весь белый свет, в особенности же на Бежана. Бежан уже сообразил, что она сумела столкнуть его с темы, что он позволил ей втянуть себя в полемику на тему сучки, вместо того чтобы выяснить другую сторону вопроса, к тому же он совершенно забыл о своём жестоком хамстве.

Да и брюки покойника ему уже порядком надоели.

— Хватит! — ни с того, ни с сего рявкнул он вдруг. — Выключите свой утюг! Это допрос по делу об убийстве! Вниз! Немедленно!

Михалина на мгновенье замерла, потом послушно выключила утюг и выполнила приказ. Спускаясь вслед за ней по лестнице, Бежан грустно подумал, что, похоже, с ней так и нужно обходиться, хотя подобное обращение вовсе не принадлежало к числу его любимых методов…

— Вот теперь мы с вами поговорим, — зловеще объявил он, чем чрезвычайно заинтересовал Роберта Гурского, поскольку до сих пор его начальник почти никогда не прибегал к такому тону. — Кто прислал письмо?

— Она. Та сучка.

— Фамилия!

— Иза Брант.

— Откуда вам это известно?

— Я сама видела…

— Вы это письмо в руках держали?

— Держала…

— Вы его читали?

— Нет…

— Так откуда же вы знаете, что письмо было от Изы Брант? На нем была фамилия отправителя?

— Нет. Но я знала, что оно от неё. Я знаю её почерк…

— И что с этим письмом произошло?

Михалина снова замолчала. Бежан разнервничался: письмо, черт бы его побрал, могло хоть что-то прояснить, возможно, это действительно Иза Брант, и какого дьявола им тогда копаться в политико-финансовом гнильё, если убийца по личным мотивам был бы у них, как на ладони. Знание жизни заставляло его везде искать второе дно, а эта ужасная 6абища опять все перемешала.

— Где. Это. Письмо, — сказал он с таким невероятным нажимом, что и авианосец бы прогнулся.

Михалина была почти, как авианосец. Но только почти.

— У меня… — прошептала она нехотя.

— Где у вас? Дома?

— Дома… — И тут её прорвало:

— Дома. Я его вообще ему не отдавала. Как вынула почту, так сразу же увидала, и знала, что это от неё, я же знала, что он мог бы к ней ещё вернуться! Открыть не посмела, хотела его сжечь, боялась, но не отдала! Не отдала!!!

Она вдруг расплакалась. Казалось, заплакал сам Дворец культуры [7]. Бежан и Гурский в изумлении уставились на неё.

И так бы они и смотрели неизвестно сколько времени, если бы у Бежана не зазвонил телефон. Он ответил.

Транспортный отдел в порядке дружеской услуги молниеносно нашёл ответ на вопрос, который был ему задан сразу же после беседы с Вильчинским и получения номеров автомашин, виденных в Вечфне Костельной и Заленже. Одна из них, «тойота авенсис», была зарегистрирована на фамилию Изы Брант, улица Круткая, три, квартира три, вторая, «тойота карина», такси — на имя Лукаша Дарко, улица Бонифация, восемнадцать.

К Бежану немедленно вернулись силы, энергия, быстрота и сообразительность.

— Это письмо вы доставите завтра в управление мне лично. К восьми тридцати утра. Кроме того, вы составите список тех, кто бывал у пана Доминика за последние годы. Всех, кого знаете: фамилия, имя, адрес. Не позже восьми тридцати утра. До свидания.

— И она принесёт? — с сомнением спросил Гурский, когда они поспешно покинули дом жертвы, оставив Михалину в состоянии окаменелого протёс га.

— Честно говоря, я бы удивился, — мрачно ответил Бежан. — Но если не придёт, мы сами к ней тайком заберёмся, так как прокурор ни за что не даст нам санкции. Священная корова. Как мне кажется, она и сама не знает, сколько она знает.

— Да она просто-напросто не успеет, — выразил своё мнение Роберт, трогая с места. — Она ещё здесь посидит…

— Потом в порядке утешения снова начнёт гладить портки покойника, а потом опоздает на последний автобус до Млавы…

— Тогда зачем было назначать ей срок на утро?

— Потому что завтра до неё дойдёт. Иначе бы она сидела тут ещё дня три. А сегодня, прежде чем мы обнаружим Изу Брант, нам ещё нужно будет проверить, что из неё смог выжать Забуй, и она ли это вообще. А уж потом мы отправимся к ней на вежливую беседу…