Принцесса разыскивает горошину - Елена Яковлева Страница 22

После того как мы организованно «вздрогнули» раз этак в четвертый-пятый, тетку-челночницу потянуло на лирику. Приобняв за шею своего неприлично юного мужа, она закатила заплывшие жиром глазки:

— Вот на этом самом месте будет моя дача.

Софа и бородавчатые теткины коллеги по бизнесу радостно заохали, а я почему-то вспомнила про большой стенд, встретившийся нам по дороге совсем недалеко от опушки с речушкой и сообщавший о том, что мы въезжаем на территорию заповедника.

— Дорого встало? — поинтересовалась коллега по бизнесу с бородавкой на подбородке.

Тетка-челночница загадочно улыбнулась и покосилась на Софу:

— Порядочно. Но зато какая красотища, бабоньки! Пришлось, конечно, отстегнуть кое-кому, потому что зона здесь запретная. Но зато теперь все по закону. Землеотвод и прочее…

А, теперь понятно, чего это она на Софу косяки бросала. Софа ей все это дело с захватом заповедной опушки и оформила. А также нотариально заверила. Причем стопроцентно внакладе не осталась.

— А это — архитектор, — Софа кивнула на долговязого типа в костюме, который все еще бродил по мелководью, не забывая присоединяться к застолью в самые кульминационные моменты. — Кучу бабок стоит, зараза. Прямо лопатой гребет. Зато знаменитый. Самому Дроботу дачу строил, ну тому, что «Российский чугун»!

— А, это тому самому, которого похитили, а потом убили? — уточнила бизнес-леди с бородавкой на носу. — Вроде еще выкуп потребовали. Жена заплатила, а его все равно грохнули?

— Ему, — подтвердила тетка-челночница и предложила выпить за тех, кого нет с нами.

И мы помянули безвременно покинувшего нас олигарха Дробота, которому долговязый архитектор строил дачу. Причем я — с особенным чувством. Из солидарности с земляками, чугуновскими сковородочниками.

Потом уже, когда всем окончательно захорошело, Бородавка на подбородке полезла к тетке-челночнице с советами:

— Мань, а построй ты здесь такое… Ну, как в «Санта-Барбаре».

— Нет, лучше как в «Диком ангеле», — перебила товарку Бородавка на носу.

— Не боитесь, девки, все будет охренительно. Тут арка, тут башенка, тут бассейн с фонтаном, а вон там — Маня толстым пальцем указала на младую поросль застенчивых березок — сауна. Будете приезжать ко мне париться. Вона сколько веников можно наломать.

— А разве в сауне веники нужны? — робко поинтересовалась я.

Но Маня вопрос мой проигнорировала, а Софа осторожно тронула меня за локоть и предложила прогуляться к речке.

— Не обращай ты на нее внимания, — порекомендовала она мне, когда мы уединились в достаточной степени. — Маня — дура непролазная.

Подумаешь, открыла Америку. Да это у нее на лбу написано, каллиграфическим почерком. Маня — большая дура с большими деньгами. По крайней мере, на ползаповедника хватило. И сможет смело претендовать на звание заповедной дуры, когда на месте березовой рощи отгрохает себе трехэтажный сарай с башенками.

— Ты же понимаешь, положение обязывает. Существуют законы респектабельности, которые приходится свято чтить. Буквально как Уголовный кодекс. — Непринужденные Софины разглагольствования неопровержимо свидетельствовали о том, что она пребывает под нужным градусом. Это когда в мыслях уже легкость необыкновенная, а язык еще поворачивается. — Не поверишь, я как в путах! Прямо обстоятельства непреодолимой силы! Вот тебе пример, если не понимаешь. Фигуральный. Допустим, кто-то может носить кеды, а я нет. Спроси, почему?

— Почему? — тупо повторила я за ней, краем глаза следя за Асланом.

— А потому что в кругах, в которых я вращаюсь, кеды носить не принято! — торжественно открыла мне Америку Софа. — НЕ ПРИ-НЯ-ТО!

— А тебе что, очень хочется? — уточнила я. Есть у меня такая вредная привычка: во всем доходить до сути. Даже если ее, этой сути, и нету.

— Чего? — усиленно заморгала Софа.

— Ну чего-чего, в кедах ходить? — напомнила я забывчивой Софе.

— Да нет, в принципе, — пожала она плечами, — это вообще не мой стиль. И потом, при моей комплекции без каблуков… Да я как тумбочка буду!

— Та-ак… — Я почесала шишку на затылке. — А Маня-то здесь при чем? Какая связь между ней и кедами?

— Связь? Какая связь? — Софа наморщила лоб. — И вообще, что ты меня путаешь? Это же все в переносном смысле. Для примера. Я хотела сказать… Кстати, а что я хотела сказать?..

— Ты хотела сказать, что не можешь носить кеды, потому что в твоих кругах это не принято, — пришла я ей на помощь. — Одного только и не пойму, из-за чего тут убиваться, если у тебя и желания к ним особого-то нет?

А Софа возьми и разозлись, да еще как!

— Ты дура или прикидываешься? Я же тебе законы респектабельности втолковывала! С иллюстрациями! — спустила она на меня собак. — Кеды я носить не могу, а с Маней общаться обязана. Будь она хоть трижды тупая, как печная заслонка!

— Все, все, дошло наконец, уж прости ты меня, глупую чугуновскую корову, — преданно завиляла я перед Софой хвостом, при том что по большому историческому счету она сама же меня и запутала своими ненаучными силлогизмами. Ну зачем, спрашивается, она эти кеды дурацкие приплела? Чтобы я ее пожалела, так надо понимать? Дескать, бедная она, несчастная, под гнетом респектабельности не может уже и по-простому, рабоче-крестьянскому, в кедах по майдану прошвырнуться?

А впрочем, хрен с ними, с кедами. И с Маней тоже хрен. Мне о себе подумать надо. И поделиться с Софой наболевшим, пока неотступный Аслан не приковылял. И пока сама Софа относительно трезвая.

— Слушай, Софа, сейчас я скажу тебе что-то очень важное, — выпалила я на одном дыхании, краем глаза наблюдая за происходящим на опушке, а оттуда уже вовсю неслись задушевные песни про Владимирский централ. — Ты только меня не перебивай, ладно? — И я спешным порядком выложила ей свою историю про Катьку с ее младенцем из пробирки, про Инессу, про Плейбоя, ну, про все. Сначала конспективно. Не без оснований опасаясь внезапного появления Аслана. А потом уже самую малость разнообразила сухое повествование кое-какими цветистыми подробностями.

Софа слегка изменилась в лице и посмотрела на меня так, как будто увидела в первый раз.

— Ну, — поторопила я ее, — как ты считаешь, что мне делать?

— Мне нужно подумать, — объявила Софа, задумчиво покусывая сорванную на пока еще заповедных лугах травинку, и пошла навстречу бдительному Аслану, уже топающему в нашу сторону. Как же, как же, оставил любимое тело без присмотра! На полпути, правда, она притормозила. — Как, ты говоришь, фамилия этой Катьки? Пяткина?

— Пяткина, Пяткина, — закивала я ей вслед, как фарфоровый китайский болванчик на серванте.

Я проводила ее взглядом, но возвращаться на опушку помедлила. Прошлась по берегу за дорогостоящим архитектором, который, похоже, не просто так красотами любовался, а прикидывал, сколько содрать с челночницы Мани за хоромы из мыльной оперы. Потом завернула в рощицу, прогуляться среди березок, ни сном ни духом не помышляющих об участи банных веников. Взобралась на небольшой пригорок и огляделась.