Серебряные слитки - Линдсей Дэвис Страница 22

— Ты уже вполне достаточно сделал для моей дочери! — воскликнул он. — Уходи! Оставь нас всех в покое!

Его резкий голос поднялся до крика.

Это было неприятно. Утренняя звезда померкла для нас обоих, и вот он я, здесь, пристаю к нему. Он не знал, кого еще винить, поэтому обвинял меня.

Тем не менее причина заключалась в другом. Это было неприятно, потому что Публий Камилл Метон выглядел, как человек, печаль которого мешает суровому самоконтролю. Этот человек сломается, но не сейчас, не на публике, не сегодня, не здесь. Раньше он был таким убедительным, но эта потеря потрясла его.

Я страдал из-за потери его полного жизни ребенка так же искренне, как и он. Мне было его жаль из-за нее. Ради нее я обратился к нему с открытым сердцем.

— Господин, мы разделяем…

— Мы ничего не разделяем, Фалько!

Он ушел прочь.

Я смотрел на бледную жену сенатора, которая взяла на себя обязанность поддерживать брата мужа на протяжении этого ужасного дня. Она подвела его к погребальному костру. Слуги собирали младших детей. Рабы семьи сгрудились вместе. Важные люди, собиравшиеся уходить, пожимали руку сенатора и провожали его брата серьезным взглядом.

Я знал, что могу установить контакт с сенатором. С его младшим братом Публием я просто сотрясал воздух, но с Децимом мы всегда могли поговорить. Я ждал.

Два брата разделяли жизнь Сосии, теперь они разделяли ее уход. Теперь председательствовал Децим. Публий только неотрывно смотрел на кости на костре. Отец Сосии стоял отдельно от других, в одиночестве, а ее дядя готовился полить угли вином. По его сигналу прощающиеся стали уходить. Децим замер у костра, ожидая, когда посторонние уйдут.

Как и принято на похоронах, Децим вежливо позволял посторонним высказать соболезнования, затем прошел к Петронию Лонгу, официальному лицу. Сенатор остановился в трех шагах от нас и заговорил усталым голосом. Его усталость была сродни моей.

— Начальник стражи, спасибо за то, что пришел. Дидий Фалько, скажи мне, готов ли ты продолжать заниматься этим делом?

Никакой суеты. Никакой ссылки на расторжение мною нашего контракта. И мне не убежать. Я ответил с нескрываемой горечью.

— Я буду продолжать! Команда магистрата зашла в тупик. На складе ничего не обнаружено. Никто не видел преступника, его перо никак не опознать. Но, в конце концов нас к нему приведут серебряные слитки.

— Что ты намерен делать? — нахмурившись, спросил сенатор.

Я почувствовал, как Петроний переступил с ноги на ногу. Мы это не обсуждали. До этого мгновения я не был уверен — ее больше нет. Мое сознание прояснилось. Курс был очевиден — в Риме мне делать нечего. Здесь нет для меня места, никаких удовольствий, никакого спокойствия.

— Господин, Рим слишком велик. Но наша нить начинается в маленьком сообществе в провинции, находящейся под строгим контролем армии. Упрятать концы там должно быть труднее. Мы вели себя глупо. Мне следовало уехать раньше.

Петроний, который так сильно ненавидел то место, больше не мог молчать.

— О, Марк! Боги…

— Британия, — подтвердил я.

Британия зимой. Уже наступил октябрь. Мне повезет, если я туда доберусь до окончания навигации. Британия зимой. Я бывал там, поэтому знал, насколько там ужасно. Туман, который прилипает к твоим волосам, словно рыбий клей, холод, пронизывающий до костей и забирающийся в плечи и колени. Туманы над морем, бури, метель и ужасные темные месяцы, когда рассвет и вечер, как кажется, едва ли отделены друг от друга.

Это не имело значения. Ничто из этого не имело для меня значения. Чем меньше цивилизация, тем лучше. Теперь ничто не имело значения.