Фея Карабина - Даниэль Пеннак Страница 22

– Теперь мы одни.

На другом конце провода Серкер уже не слышал этой фразы. Он повесил трубку и восхищенно покачал головой.

Как всегда, к двери прильнули уши. Как всегда, уши вскоре различили неясное бормотанье и стук пишущей машинки.

Через сорок пять минут Пастор вернулся в кабинет Серкера. В руках он держал четыре страницы машинописного текста.

– Извини за телефончик, малыш, – со смехом сказал Серкер. – Профессиональное любопытство.

– Ничего, вы не первый, – ответил Пастор. У него был очень усталый вид, но все же менее убитый, чем после допроса Пьера Шабраля.

Серкера мало заботило выражение лица Пастора. Он сразу стал искать глазами подпись Бен Тайеба.

– Он подписал? Ну ты молоток, Пастор! Возьми еще пивка, заслужил.

Как раз в этот момент показалось, что большой полицейский обожает маленького. Потом Серкер надел очки и принялся за изучение документа. Улыбка, сиявшая на его лице, от строчки к строчке становилась все уже. На середине третьего абзаца он медленно поднял голову. Держа банку пива в руке, Пастор спокойно встретил его взгляд.

– Что это за петрушка?

– Скорее всего, это правда, – ответил Пастор.

– Старуха кокнула Ванини? Ты что, издеваешься?

– Так видел Бен Тайеб.

– И ты ему веришь?

– Я спросил – он ответил… – мягко сказал Пастор.

– Так вот он, твой хваленый метод?

– Может быть, вы дочитаете до конца?

Еще минуту Серкер, не говоря ни слова, смотрел на Пастора, потом опять погрузился в чтение. Юный инспектор, на лицо которого постепенно возвращались краски, вежливо и неторопливо допивал пиво. На странице номер три Серкер снова поднял глаза. На лице у него было выражение, которое Пастор часто наблюдал у других верзил: тупое недоумение.

– Что это еще за история с мэрией?

– По словам Бен Тайеба, амфетамины, которые он держал в руках во время ареста, на самом деле были вручены муниципальной медсестрой какому-то старику при награждении памятным знаком.

– Ладно, Пастор. И что, я, по-твоему, должен все это проглотить и запить водичкой?

– Решайте сами. Но факт тот, что Бен Тайеб специализируется не на наркотиках.

Теперь Серкер по-иному смотрел на Пастора. Аннелиз вырастил у себя волчонка, еще немного, и тот сожрет контору целиком. Он уже поучает.

– Ну и на чем он специализируется, этот Бен Тайеб?

– На игорном бизнесе. Ему принадлежат все лотереи от Бельвиля до Гут-д'Ор. Если вы хотите его на чем-то поймать, то только на этом. Имена его основных помощников я пометил на странице четыре. Его заместитель – толстый рыжий парень по кличке Симон-Араб. Ему, в свою очередь, подчиняется высокий негр – Длинный Мосси. В тот вечер, когда убили Ванини, Араб и Бен Тайеб снимали выручку в районе Пер-Лашез. На обратном пути они стали свидетелями убийства. Они стояли на тротуаре напротив.

– Удивительное совпадение.

– Да. К тому же оно лишает Бен Тайеба алиби.

Серкер насторожился. Уж не подарок ли последняя фраза? Может быть, намек? Этот воспитанный парнишка опять ему нравился. Надо бы как-нибудь сманить его от Аннелиза.

Серкер немного помолчал, потом спросил:

– Хочешь знать, что я лично обо всем этом думаю?

– Конечно.

– Во-первых, вот что я тебе скажу. Хороший ты сыщик, Пастор. Далеко пойдешь.

– Спасибо.

– Скромно принимаешь похвалу старшего по званию.

Пастор сумел рассмеяться в точности так, как это сделал Серкер.

– А теперь мое личное мнение.

Малая толика властности в голосе указывала на то, что слово опять взял начальник.

– Бен Тайеб наплел про бабушку-снайпера, просто чтобы запудрить тебе мозги. Вообще-то я не уверен, что ты ему сильно поверил, – добавил он, метнув в Пастора заговорщицкий взгляд. – Чтоб бельвильская старушка прямо посреди улицы ухлопала молодого полицейского, да еще и при исполнении обязанностей, – извини, но это уж слишком. И если Бен Тайеб зарядил тебе такую историю, то именно потому, что она ни в какие ворота не лезет. Ты не мог предположить, что он соврет тебе настолько, понял? Наврать с три короба, чтобы создать иллюзию правды, – это такая штука, которую отлично умеют делать ребята повострей. Особенно цветные. Бен Тайеб прокололся в одном: он черным по белому признал, что был на месте преступления во время преступления. Вот это важно. Остальное ерунда. И под этим стоит его собственноручная подпись. Так или иначе, но ты заставил его высунуться из норы. А рыльце у него в пуху. Что касается бабульки с пушкой 38-го калибра наперевес (оружие-то было П-38, ты знал?), то вряд ли присяжные оценят эту шутку.

Пауза.

– Значит, вот что я сделаю. С одной стороны, открою на Бен Тайеба дело по обвинению в убийстве полицейского, с другой стороны, я сошью такие костюмчики на его двух подручных – Симона-Араба и Длинного Мосси, что они пальцем не смогут пошевелить в его защиту, и снимки, которые сделала эта сволочь Тайеб, никогда не пойдут в печать. Ну, что скажешь?

– Дело Бен Тайеба ведете вы, а не я.

– Вот именно. И еще я думаю, что ты не все понял про его связь с таблетками. Бен Тайеб по горло завязан с наркотиками. Но на эту тему мне нужна кое-какая дополнительная информация. Надо будет еще проработать версию одного типа по фамилии Малоссен.

Пастор молниеносно вспомнил статью Джулии Коррансон и лицо Малоссена, но на упоминание о нем никак не отреагировал.

Серкер навис над Пастором. И сказал на полтона тише, с почти отеческой нежностью:

– Ты хоть не обиделся?

– Ни капли.

– Ты согласен, что тоже можешь время от времени дать маху?

– Да, это может случиться.

– Вот и отлично. Для сыщика это знаешь как важно!

* * *

В служебной машине Пастор рассказал бабушке Хо про свой визит к Серкеру. Одетый во вдовье платьице инспектор вдруг судорожно задергался.

– Что с тобой, Тянь, тебе плохо?

– Пустяки. Наверно, приступ билхариоза. Каждый раз он меня прихватывает, как услышу фамилию Серкера.

Густая пелена туч скрыла городское небо. В разгар зимы небо было грозным, как фронт тропических облаков.

– Знаешь, что такое серкер, сынок?

– Если не полицейский, то не знаю.

– Это такая мелкая гнусь, червячок с хвостиком, размножается на рисовых плантациях. Если он залезет под кожу, то человек начинает чесаться до смерти и гниет весь изнутри до тех пор, пока не станет писать кровью. Это и есть билхариоз. Вот что у меня вызывает Серкер.

– Может, все дело в том, что у тебя отец из Тонкина?