Окончательная реальность - Вильгельм Зон Страница 22

Я бросил взгляд на давно примеченное белое полотнище, висевшее на одной из стен. Знак крупнейшего грузинского банка почти копировал национальный флаг Грузии. Красный Георгиевский крест словно лишний раз напоминал: вся финансовая мощь, вся государственно-правовая система горного государства стоит на страже ваших вкладов.

Вечер подходил к концу, народ потихоньку расходился. Завтра предстояли первые выступления.

* * *

Как ни странно, наибольшее впечатление произвел на меня доклад Умберто. Анализируя повествовательные литературные тексты, он говорил о так называемых открытых и закрытых произведениях.

– Для открытых повествовательных структур характерно активное сотрудничество, требуемое от читателя. Читатель текста знает, – говорил Умберто, – что каждое предложение и каждый троп открыт для разных смыслов, которые он, читатель, должен искать и находить. В зависимости от своего состояния в данный конкретный момент читатель может выбрать один из возможных интерпретационных ключей – тот, который представляется ему подходящим для текущего духовного состояния.

В качестве примера открытости Умберто приводил барокко. Когда мы бродили по музею, мне не показалось, что он настолько тонко понимает искусство. Потрясающее сопоставление. В отличие от неоспоримой определенности ренессанса, распростертого вокруг оси, форма барокко динамична, она создает впечатление постепенно расширяющегося пространства. Зритель побуждается все время менять точку зрения, чтобы видеть предмет во все новых и новых ракурсах, как бы в состоянии бесконечной трансформации.

– Открытое литературное произведение или вообще произведение искусства – это такая конструкция, которую любой человек, включая автора, может использовать каким угодно способом, рассматривая ее как неистощимый резервуар смыслов, – утверждал Умберто. – Идеальный читатель открытого текста должен совершать творческую работу, во многом аналогичную авторской. То есть он должен выявлять коды текста, реконструировать уровни его смысла, зачастую открывая то, что не было известно самому автору. Закрытое произведение, напротив, почти не требует от читателя усилий, кроме усилия узнавания уже знакомого или уже виденного.

В качестве примера «закрытого» произведения Умберто приводил миф.

– Традиционный религиозно-мифологический персонаж имел неизменные вечные черты и неизменную же, вечную биографию. Наиболее излюбленные античностью рассказы были описанием того, что уже произошло и о чем публика уже знает. Воздействие достигалось не потому, что она (публика) не знала данного мифа, а потому, что вновь и вновь вовлекалась в сопереживание, испытывая жалость и ужас, отождествляя себя с ситуацией и с героем.

Чем же отличается Пуаро от Геракла? В сущности, ничем. «Закрытый» роман нового времени просто меняет предсказуемость мифа на кажущуюся непредсказуемость и новизну сюжета, которая выдвигается на первый план.

После недолгого брейка и живого обсуждения Умберто начал развивать новую тему.

– Итак, существуют разные типы текстов. Некоторые требуют вторжения читателя – это тексты (и произведения) «открытые». Иные тексты только прикидываются, что ждут нашего сотворчества, а на самом деле хотят навязать нам себя, свой строй мыслей – это тексты «закрытые», и более того – репрессивные. В 1953 году некто, под именем Джон Ланкастер, опубликовал первый роман о так называемом специальном агенте британской разведки 007, Джеймсе Бонде. Уже в этом романе, первом произведении нашего автора, названном «Казино Руояль», присутствуют все детали репрессирующей сознание читателя машины. Машины, функционирующей как набор простых кодов, подчиненных строгим правилам антиевропейской пропаганды. Сейчас, когда всем известно, что за псевдонимом Джон Ланкастер стоит не кто иной как Ян Флеминг, один из столпов британской разведки, нас не может удивить управляемый успех этой репрессирующей сознание читателя машины под названием «Сага об агенте 007». Успех этот к тому же причудливым образом сочетает в себе и популярность в массах, и, к сожалению, благосклонное внимание более изощренных читателей. Я намерен теперь, – продолжал Умберто, – подробно рассмотреть эту пропагандистско-повествовательную машину, чтобы выявить причины ее успеха. Итак, начнем.

Романы Флеминга обвиняют в разных грехах, – в страстном антифашизме и симпатиях к коммунизму, в культе насилия и порнографии, в склонности отрицать расовые теории Европы, но при этом возвышать британцев. Однако я поставлю ему в вину, прежде всего, манихейскую идеологию. Флеминг берет ее на вооружение и описывает мир как поле битвы между добром и злом, не просто ради создания эффектных сюжетов. Нет, он представляет противостояние между так называемым Свободным миром и Европой, между Англией и не англосаксонскими странами, как эпическое противостояние между Белым и Черным, между Добром и Злом с большой буквы.

Флеминг использует как элементарные, так и скрытые пропагандистские коды. И если «Злодей – национал-социалист» или «ненаказанный сталинский преступник» очевидны в своих невероятных преувеличениях, то образы других нескончаемых злодеев, с которыми расправляется Флеминг руками Бонда, требуют более тонкого анализа. Этот анализ позволяет утверждать, что британская «большая игра» направлена не только против старой Европы, но и против сегодняшних страдающих близорукой англоманией союзников – России, Америки, Японии.

С первых страниц первого романа Бонда преследует воспоминание о неком японце, специалисте по секретным кодам, которого он хладнокровно застрелил. По-видимому, это было первое убийство 007. Случаен ли такой выбор для первой жертвы? Боюсь, что нет.

Роман «Алмазы – навсегда». Вначале длинный пролог, знакомящий читателя с жуткими реалиями контрабанды алмазов из Северо-Восточной Сибири. Здесь нет и тени уважения к России как к союзнику. Бонд выдает себя за контрабандиста. Появляются злодеи. Братья Иван и Серафим Коловы. Иван Колов горбун с высшим образованием. Он начальник РУВД города Мирный. У Серафима – лицо цвета моржового бивня, «злые черные брови», «короткий бобрик жестких волос» и «массивные безжалостные челюсти». Он живет на «хуторе» в вечной мерзлоте, носит казачьи шаровары с лампасами и меховые унты с золотыми шпорами. В огромной кобуре маузер, подаренный Дзержинским, рукоять инкрустирована человеческими зубами. Кроме того, он разъезжает по округе на бронепоезде, интерьеры которого выполнены албанскими дизайнерами в духе Большого Кремлевского дворца.

Голдфингер в одноименном романе – лицо неопределенной американской национальности. Голдфингер вынашивает планы похищения золотого запаса США и не вступает в сексуальные отношения с женщинами.

Если так Флеминг относится к союзникам, чего же ждать немцам? Ждать нечего. Персонажи-злодеи в романах «Из Рейха с любовью», «Доктор Нихт», «Баудалино», «На службе ее величества» и других ужасны и примитивны. Чего стоит хотя бы штурмбанфюрер-нимфоманка Роза Кнебб: у нее влажные губы и усики, запачканные никотином, голос – хриплый и глухой; невысокая, полноватая, с крепкими руками, короткой шеей и мощными икрами; волосы собраны – заметьте! – в «похабный» пучок. Граф Липе, Эмилио Ларго, Холтофф – хрестоматийные чудища с вросшими в самые плечи головами. Рты у них – «словно плохо зажившие раны» «под массивными короткими носами».