Осень&Детектив - Евгения Михайлова Страница 22

– Вот! – Я подняла указательный палец, и бесцеремонно перебитая Маринка уставилась на него, как загипнотизированная. – Вопрос у меня как раз про людей. У тебя есть списки первых жильцов нашего дома?

– Тех, что въехали в него в пятьдесят четвертом году? Ну, есть. А зачем тебе?

– Спросила бы тебя о том же самом, да время терять не хочу. Так есть эти списки?

– Конечно! Идем.

Мы прошли в комнату, где раньше жила дочь Маринки Настя, а теперь хозяйка дома оборудовала себе рабочий кабинет, и я поняла, что недооценила Лосеву. Коробка с бумагами, бумажками и бумажонками хранилась у нее не на антресолях, а под рукой – в стенном шкафу!

– Ну, вот, смотри. – Маринка вытащила со дна коробки потрепанную картонную папку с веревочными завязками, очень похожую на ту, из которой школьный директор извлек фото гибридного скелетобюста.

Меня это сходство обнадежило.

– Кто конкретно тебя интересует? Какая квартира нужна?

– Не квартира. – Я помотала головой. – Интересуют семьи с маленькими детьми.

– Насколько маленькими?

Я прикинула: затейнику, организовавшему скандальную хулиганскую выходку в шестьдесят первом году, должно быть лет десять, не меньше – иначе он учился бы в начальной школе, а та по сей день размещается в другом здании…

– Не старше пятьдесят первого года рождения.

Маринка закопалась в пожелтевшие листы с записями, сделанными на печатной машинке. К счастью, в нашем доме всего двадцать четыре квартиры, так что поиски не затянулись.

– Таких было шестеро. Тебе выписать или ты запомнишь?

– Ни то, ни другое. – Я оттеснила Лосеву и пересняла записи с упоминанием подходящих детей камерой мобильного.

Подумав, я исключила девочек и снова спросила Маринку:

– А из них хоть кто-то жив еще?

– В смысле, живет ли кто-то из тех детей до сих пор в нашем доме? – уточнила зануда. – А как же! Сосед твой дорогой, Андриянов.

– Максим Иванович? – удивилась я. – Он разве такой старый? Мне казалось, ему не больше шестидесяти…

– Проспиртовался хорошо, законсервировался, – хмыкнула Лосева. – Но можешь быть уверена, он как раз из тех детей-первопоселенцев, у меня в домовой книге год рождения каждого жильца зафиксирован.

– И сколько же Максиму Ивановичу было в шестьдесят первом году?

– Момент… Ага, вот: он пятидесятого года рождения, значит, в шестьдесят первом был одиннадцатилетним.

– Подходит! – обрадовалась я и засобиралась. – Спасибо, Мара, пойду я…

– А чай с пирожными?

– Семена Петровича угостишь.

– Семе – пирожные? Да ты с ума сошла, у него и так уже восемнадцать кило лишнего веса, он без пяти минут диабетик и инсультник, – запричитала Лосева.

Тут из спальни выглянул сам Семен Петрович – румяный, гладкий, в полосатом бухарском халате похожий на арбуз – и строго сказал супруге:

– Мара, цыц! Это у меня не жир, а броня! Без нее я давно пал бы, отравленный твоим нытьем!

– Здравствуйте, Семен Петрович, и до свидания! – Я поспешила удалиться, чтобы не присутствовать при семейной сцене.

Соседа Андриянова я подстерегла на крыльце. Максим Иванович до недавнего времени жил с очень строгой матушкой, которая запрещала ему курить в квартире. Даже на компромиссы типа «высунуться в окно» или «выйти на балкон» не соглашалась, выгоняя дымить во двор. Это с третьего-то этажа! В прошлом году бабуля Андриянова умерла, но привычке регулярно выбегать на перекур Максим Иванович не изменил. Я услышала, как грохнули поочередно с небольшой паузой две двери – соседская и подъездная, – и тоже спустилась, непринужденно помахивая авоськой. Мол, в магазин выскочила.

Максим Иванович картинно курил на крыльце, стряхивая пепел в специально припасенную жестянку. Взгляд с прищуром был устремлен в туманную даль, но я посодействовала наведению фокуса, спросив как бы между прочим:

– Жалко дерево, да? Какой орех был…

– Отличный был орех, теперь таких не делают, – согласился сосед, охотно включаясь в разговор. – Тонкокорый! Пальцами сожмешь – скорлупа и расколется! А как двор украшал…

– И детям нравился, – поддакнула я.

– Ну! Помнишь, твой пацан по нему прыгал? Как Маугли!

– Помню, а как же, – подтвердила я. – И как мой Маугли скакал, и как вы на него орали: «Слезь с ореха, охламон, ты, что ли, его сажал?!»

– Ну так я это… по традиции, – смутился Максим Иванович.

– И кто же ее завел?

– Так дядь Вася Плужников. Он вообще-то добрый мужик был, даже Федьку своего не бил, хотя по тому ремень плакал, но за орех этот переживал очень, потому и гонял с него пацанов, чтобы ветки не поломали.

– Дядя Вася – это родственник бабки Плужниковой? – уточнила я, потому что не знала такого персонажа.

– Муж ее покойный, – кивнул Максим Иванович. – Он уже лет двадцать как помер, ты и не видела его. Хороший дядька был, тихий, смирный и работящий – мастером на заводе трудился. Теть Света, бабка Плужникова, его под каблуком держала – она-то большая начальница была, в крайкоме профсоюзов работала.

– И сынок у них имелся, да? – Я вспомнила полученный от Маринки список. – Федор Плужников, сорок девятого года рождения…

– Федя-Бес. – Максим Иванович пыхнул дымом и потряс головой. – Ох и Федя то был, беда бедовая! Старуха Плужникова, мать дядь Васи, внука только так в окно и кликала: «Подь до хаты, бисова душа!»

– Хулиган был? Лоботряс?

– Не… Хулиганы – это которые морды бьют и кошельки в подворотнях отнимают под предлогом «дай закурить», а лоботрясы ночь напролет во дворе на гитаре тренькают и «Жигулевское» дуют, – поделился своей классификацией сосед. – Федя-Бес – он не такой был. Нормально учился и со шпаной не якшался, – теть Света глаз с него не спускала, он у нее по струночке ходил. Но когда вырывался, все, свет туши, бросай гранаты! Как учудит что, ну, хоть стой, хоть падай! С большой фантазией парень был, затейник и заводила, каких поискать.

Максим Иванович мечтательно прищурился и крепко затянулся сигаретой.

В образовавшуюся паузу ворвался гневный глас свыше:

– Кого опять несет, идите прочь, ходят тут всякие!

– А вот и теть Света, легка на помине! – хмыкнул сосед.

На наше крыльцо, ладонью прикрывая голову от посыпавшегося сверху мелкого мусора, торопливо взбежала Ирка. Она отряхнулась, недовольно взглянула на улыбающегося Максима Ивановича и возмутилась:

– Бабка ваша совсем сдурела – гавкает, как пес цепной!

– Порядок охраняет, – кивнул сосед.

– Это разве порядок – людям на головы яблочную кожуру сыпать?!