Русский с «Титаника» - Владимир Лещенко Страница 22

Завтрак на «Титанике» можно было без преувеличения назвать королевской трапезой. Как гласили пояснения в меню, именовался он «эдвардианским», ибо именно так любил завтракать недавно скончавшийся король Англии и император Индии Эдуард VII. Как смог убедиться Юрий, монарх четверти мира обычно на завтрак вкушал прозаическую треску, после нее мясо, жаренное на гриле, – стейки и охотничьи колбаски, яйца и напоследок – цыпленка на вертеле. Сам Ростовцев, несмотря на бессонную ночь и пережитые волнения, оказался неспособен поглотить такую гору пищи. А вот окружающие: и субтильные мисс, и упитанные красноносые джентльмены, и почтенные старцы, знай себе, уминали за обе щеки истекающее аппетитным соком мясо да запивали столовыми винами девяти, согласно меню, марок.

Впрочем, не все – сидевший за соседним столом в компании желчного сухопарого старика мальчик лет десяти страдальчески отворачивался от трески и канючил у деда, нельзя ли ему каши?

– Не капризничайте, Джерри! – строго цедил старик. – Вам следует радоваться, что мы можем так прекрасно питаться на этом великолепном корабле! Когда я был младше вас, а было это в одна тысяча восемьсот сорок восьмом году, пересекал океан на лучшем корабле того времени, «Британии», судне знаменитой «Кунард Лайн». Так вот, там ресторан напоминал здоровенный низкий гроб с маленькими окошечками, а лучшей пищей была переваренная баранья нога да скверно пахнущий десерт из яблок, винограда и подгнивших апельсинов! А каюта… Проще было жирафа усадить в цветочную корзину, чем человеку в ней устроиться. Не капризничайте, вы, в конце концов, джентльмен!

Сцена так заинтересовала Ростовцева, что, перехватив пробегающего официанта, он осведомился:

– Любезнейший, не знаете ли вы, кто сидит за соседним столиком?

– Знаю, мистер! – заговорщическим полушепотом ответил тот. – Этот старый господин с кучей денег, лорд Роджер Фаунтлерой-старший, везет внука в Бостон к матери. Сын его – покойный баронет Бенджамин женился на американке, кажется учительнице… Громкий скандал был! Помню лорда Роджера еще по «Мавритании» – вредный старик, всегда распоряжается так, как будто мы индусы какие-то, и почти что не дает чаевых!

За соседним столом слева две чопорные дамы, по виду старые девы, громко обсуждали кулинарные дела.

– Мой новый повар, – жаловалась одна, – совершенно бестолковый. Приходит и спрашивает: «Скажите, мисс Сэвидж, а вот когда мы готовим для гостей тарталетки с икрой на итальянском хлебе, какое масло лучше брать: голландское или французское?»

– Простите, милочка, но это смотря о какой икре идет речь? – ответила вторая, в чрезмерно смелом для ее возраста платье. – Если вы об иранской осетровой, то к ней, наверное, может подойти эльзасское фермерское масло и, конечно, не помешают аркашонские устрицы, без них как-то простовато! Если же говорить о русской белужьей икре, особенно о «golden caviar»^[12], то о каком итальянском хлебе вообще может идти речь? Надеюсь, ваш повар не кладет «golden caviar» на итальянский хлеб? Впрочем, в наше время все может быть. Теперь в некоторых ресторанах даже подают белужью икру на серебре. Икра на серебре – это же полная бессмыслица!..

Пока те или другие сильные мира сего изучали карту меню и потягивали аперитивы, элегантно одетые официанты неслышно скользили от стола к столу, разнося блюда на коричнево-бирюзовых тарелках с эмблемой «Уайт Стар Лайн».

Юрий проталкивал в себя цыпленка, при этом не забывая зорко примечать окружающее. Ведь это был первый случай, когда он имел дело с миром настоящих хозяев жизни, замкнутых в себе, истинных господ, перед которыми меркнет блеск старых аристократов и даже монарших корон (и у которых те самые монархи в долгах как в шелках).

Ростовцева жизнь не единожды сталкивала и с крупными промышленниками, и с воротилами-миллионщиками, и с банкирами. Но те буржуа, как он теперь понимал, стояли не на самой верхней ступени общественной лестницы, и среди этих людей смотрелись бы, пожалуй, как счетоводы или приказчики в собрании купцов первой гильдии.

Эти люди не сидели в своих конторах помногу часов и не проводили дни на бирже, до хрипоты срывая голос выкриками: «Покупаю! Продаю!», лихорадочно сбрасывая растущие ценные бумаги и столь же жадно скупая падающие, чтобы через час или день так же избавиться он них. Нет, тут были птицы иного полета, не доморощенные российские Титы Титычи!

Они переезжали из одного роскошного отеля в другой, путешествовали на собственных яхтах и личных экстренных поездах, и вот так, за сигарой и бокалом шампанского, решали судьбы миллионов и запросто обсуждали сделки, суммы которых превышали бюджет иного государства.

Тем не менее, если верить мистеру Исмею, весьма вероятно, что злосчастного барона прикончил кто-то из этих важных господ. Зачем? Ответить на этот вопрос значило найти убийцу.

После завтрака все разошлись по делам.

Дети играли в серсо, мужчины чинно прогуливались, беседуя между собой, как на парижской Эспланде или лондонской Пикадилли, дамы за чашкой кофе обсуждали мужчин, наряды или суфражизм. Все выглядело таким удобным и приятным в этом плавучем городе.

Но Юрий чувствовал себя чужим на этом торжестве ленивой праздности и комфорта. Ему предстояло делать свое дело…

* * *

Лайтоллера он нашел в коридоре палубы «В».

Тот со злым лицом распекал какого-то молодого моряка с одной узкой нашивкой на обшлаге, пока Макартур скромно стоял у стены.

– Но, господин второй помощник! – оправдывался парень. – Я ничего такого не хотел! Я всего лишь собирался успокоить юное создание, она ведь первый раз на корабле…

– Мне не нужны жалобы… определенного рода! – поставил его Лайтоллер на место. – И не думайте, Моуди, что служанки наших пассажиров – это портовые девки. Иная служанка для хозяйки поближе родной дочери! Впрочем, если хотите, ступайте в третий класс: там полно дур, которые восхитятся вашим мундиром!

Дождавшись, пока получивший выволочку от начальства моряк уберется, Юрий поприветствовал старпома.

– Тут есть место, где мы можем поговорить без свидетелей? – сразу взял он быка за рога.

– Каюта дежурных стюардов, – кивнул Макартур. – Там вас никто не потревожит.