Эхолетие - Андрей Сеченых Страница 21

В субботу рано утром сокурсники встретились на хладокомбинате, пожали друг другу и бодро зашагали в сторону бригадиров, распределявших наряды. Десятка два человек толпились на перроне и неторопливо покуривали в ожидании предстоящей работы. Наконец, бригадиры определились и раскидали «рублевых» по различным направлениям. Лёшке досталась морозилка, работа привычная и умеренная – сложить рассыпавшиеся поддоны с рыбой. В камере иногда доходило до минус двадцати, но зато без ветра, снега и мата. Лёшка застегнул бушлат на все пуговицы, надел вязаную шапку и шагнул в мрачные помещения холодильника. По дороге он заметил, что бригадир как-то не очень уверенно шагал, да и глаза у него блестели болезненно, но что поделать. По Конституции каждый советский гражданин имел право не только на труд, но и на отдых. У входа в камеру тот немного потоптался, открыл тяжелую створку двери, обшитую стальным листом, и, пропустив Лёшку, бросил: «Восемь поддонов с минтаем. Сложи вон у той стенки. Минут через сорок открою».

Дверь камеры закрылась, и Лёшка осмотрел помещение. Привычная картина: одна половина заполнена аккуратными штабелями с поддонами, а у противоположной стены небрежно набросаны горки коробок с рыбой и чуть дальше, в стороне, лежали пустые поддоны. Владения Нептуна, а точнее его коллеги Аида, освещал один, но достаточно яркий фонарь, висевший под самым потолком. Лёшка надел перчатки и принялся за работу. Расчистил место под первый поддон и начал укладывать на него рыбу, пять коробок в ряд, всего пять рядов. Нос и кончики ушей ощущали минусовую температуру, а телу, разгоряченному перекладыванием ненавистного минтая с места на место, было даже немного жарковато. Ровно за полчаса восемь поддонов стояли, выстроенные в ряд. Лешка подумал, что, может, стоит сменить профессию юриста на более престижную и высокооплачиваемую профессию грузчика, пока не поздно. И еще одна мысль пришла ему в голову: зачем надо было торопиться? Теперь придется минут десять бродить по камере, ничего не делая. Однако в положенный срок дверь не открылась. Никто не пришел и еще через десять минут, и еще через десять минут. Тело уже остыло от вынужденного безделья и стало слегка замерзать. Стучать в тяжелую дверь и орать было бесполезно – камера находилась в самом конце этажа, куда вряд ли могли дойти влюбленные парочки или любители сообразить на троих. Оставалось ждать. Еще минут через пять Лёшка немного подкорректировал тактику – оставалось прыгать и ждать. Напрыгавшись на год вперед, он залез на штабеля с рыбой и наслаждался небольшим теплом, исходящим от фонаря под потолком. Лёшка проанализировал сложившуюся ситуацию: с водой намечалась проблема, зато еды было хоть отбавляй. Ну лопают же как-то народы Севера мороженую рыбу, а здесь минтая было года на три, не меньше. Меню, конечно, выходило однообразным, и рыбным мог оказаться не только четверг, но и все остальные дни недели. Еще минут через десять Лёшка все-таки оценил преимущество юриста перед грузчиком. Оно было хоть и небольшим, но существенным – для выживания первому не обязательно надевать на работу шапку и бушлат. Следующие десять минут Лешка пытался составить вероятный план действий бригадира, но такой компонент как алкоголь даже Нострадамуса поставил бы в тупик. Еще минут двадцать, сидя под фонарем, Лёшка думал о вечном, но только отвлекала одна гадкая мысль. Бредово закончить свой путь в виде мороженой трески или минтая. Пусть лучше будет мороженый хек – брутальная аббревиатура для настоящего мужчины…

К исходу второго часа дверь распахнулась как пушинка и помещение наполнилось истошным воплем протрезвевшего бригадира:

– Эй, друг!.. Товарищ!!.. Ты где?!

– В … – Лешка ответил в рифму, но не очень цензурно. Он спрыгнул со штабелей и двинулся в сторону выхода мимо согнувшегося бригадира.

– Прости, друг, черт попутал. Просто память отшибло. Ну хочешь, коробочку рыбки возьми, я помогу через забор перекинуть.

– Сука, – стараясь быть вежливым, попрощался Лёшка и вышел прочь.

Вечером, вернувшись домой, он подмигнул фотографии бабушки, которая выглядела немного встревоженной, и сказал: «Всё в порядке, не волнуйся». С этого момента между ними протянулась незаметная тонкая ниточка, и боль утраты исчезла окончательно. Утром следующего дня Лёшка поздоровался с фоткой: «Привет, ба» и как ни в чем не бывало побежал по своим делам…

Белка сидела напротив, потягивала свой кофе гляссе, иногда поднимала взгляд на Лешку, но чаще искоса поглядывала по сторонам. Тому была причина. Две недели в городе в прокате шел новейший голливудский киношедевр Сидни Поллака «Тутси», в котором снялись Дастин Хофман и Джессика Лэнг. И именно из-за этих актеров на их стол таращились со всех сторон. Нет, Лёшка, конечно же, не был похож на Хофмана, но Белка, по невероятной шутке природы, была как две капли воды вылитая Джессика Лэнг. До этого фильма у Лёшки была обычная жизнь – университет, дом, кафе, друзья, Белка. Теперь же он чувствовал себя чем-то между импрессарио и сутенером – Сафонову должен увидеть непременно весь город и не просто увидеть, а оценить, пустить слюни, помечтать и умереть. Белка и так, по своей природе, была хороша, стройная, среднего роста, с умеренной грудью. Не без помощи своей матери, работающей товароведом в городском универмаге «Утюжок», она выглядела убойно для юношеской и взрослой психики в моднющих джинсах, обтягивающих эротические приспособления для ходьбы и сидения, а разноцветные кашемировые свитера добавляли образу романтизма и загадочности. Но после выхода фильма почти весь Лисецк крутил головой и не понимал, то ли померещилось, то ли сама Джессика приехала на съемки новой комедии в их город.

Лёшке приходилось почти ежедневно после занятий ходить вместе с Белкой в кинотеатр. Парень не обладал высокой сознательностью и утонченным вкусом, поэтому ответил решительным отказом посещать кино дополнительно вечером. Ему хватало и того, что он ходил в синема как на работу, где все тыкали в их сторону пальцами и дебильнейшим образом улыбались. Именно тогда Лёшка твердо решил, что в Голливуд он никогда в своей жизни не поедет, ни за какие гонорары. Лучше уж грузчиком на хладокомбинате. Но Белке всё очень даже нравилось: и взгляды, и улыбки, и неземная популярность. Сафонову сложно назвать было умной в чистом смысле этого слова, но Бог наградил её тем, что делало её выше всех женщин на голову, – редчайшим и полнейшим отсутствием стервозности. Она никогда не спорила, не возмущалась, радовалась всему и никогда ничего не просила, ни у судьбы, ни у людей. Лёшке не требовалось заверять подругу в вечной любви и мечтать о свадьбе, которую он побаивался еще с детства. Начитавшись русских сказок, он воспринимал свадьбу как языческий ритуал, на котором кончается жизнь. До свадьбы – Василиса-Краса и Иван-Царевич, любовь и приключения, после нее – пенсионеры, которые жили долго и умерли в один день. Лёшка понимал, какой подарок свалился ему на голову, поэтому терпеливо изучал перипетии отношений Хофмана и Джессики уже в четырнадцатый раз…

Вечерело. Очарование ранней весны исчезло, и за окном снова образовался зимний пейзаж – покрытые тонкой коркой льда лужи и спешащие по своим делам прохожие с поднятыми воротниками. Кофе был допит, пирожные съедены.

– Алекс, ну что, какие планы на вечер? – Белка еще раз окинула взглядом небольшое кафе.