Убийство в теологическом колледже - Филлис Дороти Джеймс Страница 21

– А что он был за человек? Был ли он здесь счастлив?

– Не уверен, что счастлив, хотя не думаю, что в другом теологическом колледже ему было бы лучше. Малый смышленый, усердный, но бедняге не хватало обаяния. Он был необычайно категоричен для своего возраста. Я бы сказал, что некая неуверенность сочеталась в нем с изрядным самодовольством. Друзей Рональд не завел – не то чтобы мы к этому здесь стремились – и, думаю, мог страдать от одиночества. Но мы не видели никаких признаков того, что мальчик настолько отчаялся или что он решил принять на душу столь тяжкий грех. Хотя, конечно, если Рональд покончил жизнь самоубийством, в этом есть и наша вина. Следовало заметить, что он страдал. С другой стороны, ничто на это не указывало.

– А вы одобряли его выбор профессии?

Отец Мартин ответил не сразу.

– Его одобрял отец Себастьян. Но я не уверен, что на него не повлияли академические успехи Рональда. Он был умным мальчиком, хотя с несколько завышенной самооценкой. Я все-таки сомневался. По-моему, Рональд отчаянно хотел произвести впечатление на своего отца. Очевидно, он не мог соответствовать требованиям делового мира, но мог выбрать карьеру, в которой его самого не стали бы ни с кем сравнивать. А в духовенстве, особенно в католическом, всегда есть искушение властью. Став священником, он получил бы возможность отпускать грехи. По крайней мере этого его отец точно не смог бы делать. Я ни с кем не делился этими соображениями, ведь я мог ошибаться. Когда рассматривали прошение Рональда, я оказался в несколько затруднительном положении. Директору и так непросто, когда рядом находится предшественник. И я посчитал, что это не тот случай, когда нужно возражать отцу Себастьяну.

Священник помолчал, а затем предложил:

– Теперь ты, наверное, хочешь посмотреть, где он умер.

И в этих словах Дэлглишу послышалось глубочайшее, хотя и нелогичное волнение.

11

Эрик Сертис вышел из задней двери коттеджа Святого Иоанна и прошел вдоль аккуратных рядов с овощами осеннего урожая, чтобы пообщаться со свиньями.

Навстречу ему визгливой толпой скакали Лили, Роза, Марго и Лаврушечка, задрав розовые пятачки и принюхиваясь к хозяину. Вне зависимости от настроения молодой человек любил приходить в свой самодельный хлев и открытый загон. Но сегодня, когда он наклонился почесать спинку Лаврушечке, это не помогло ему сбросить тяжкий груз тревоги, лежавший на плечах.

К чаю собиралась приехать Карен – его сестра по отцу. Обычно она приезжала из Лондона на выходные раз в три недели, и в любую погоду эти два дня для него всегда были залиты светом, согревая и освещая протянувшееся между ними время. За последние четыре года она изменила его жизнь. И он больше не мог без нее существовать.

По идее, этот ее приезд попадал в категорию приятных бонусов: в прошлый раз она навещала его всего неделю назад. Но Эрик понимал, что она приезжает не просто так, а по делу. Ее первую просьбу он уже отклонил и чувствовал, что должен собраться с силами, чтобы сделать это снова.

Перегнувшись через забор свинарника, он припомнил, что происходило последние четыре года, что происходило с ним и с Карен. Отношения у них сложились не сразу. Когда они встретились, ему уже стукнуло двадцать шесть, она была на три года моложе, и первые десять лет ее жизни о существовании сестры не подозревали ни он, ни его мать. Отец, представитель огромной издательской корпорации, был все время в разъездах и десять лет благополучно жил на два дома. Но потом финансовое и физическое бремя, а также постоянные попытки избежать разоблачения стали для него невыносимыми, и он, решив связать судьбу со своей возлюбленной, отчалил. Эрик не сильно переживал по поводу такого решения. Не особо страдала и мать: больше всего в жизни она любила жаловаться, а тут появился такой замечательный повод. Последние десять лет своей жизни она провела, выражая уместное негодование и находясь в жесткой борьбе. Женщина пыталась отстоять, правда, безуспешно, свое право на дом в Лондоне, стремилась получить опекунство над единственным ребенком (здесь возражений не было) и участвовала в длительном и ожесточенном разбирательстве о распределении дохода. Отца Эрик больше не видел.

Четырехэтажный дом стоял в ряду других викторианских домов рядом со станцией метро «Овал». Мать Эрика умерла после продолжительной болезни Альцгеймера, и он остался в нем один. Адвокат отца сообщил молодому человеку, что, пока жив отец, он может жить в нем бесплатно. Спустя четыре года отец скончался от инфаркта прямо в дороге, и Эрик обнаружил, что у дома осталось два владельца – он и его сводная сестра.

Впервые он увидел ее на похоронах. Это мероприятие – его вряд ли можно было удостоить более солидным названием – состоялось в крематории на севере Лондона. Никакого духовенства и никаких родственников: только они с Карен и двое представителей фирмы. Весь процесс занял несколько минут.

– Папа хотел, чтобы так все и было, – выдала его сводная сестра прямо на выходе из крематория. – Он никогда не был набожным. Никаких цветов, никаких родственников. Нам бы обсудить дом, только не сейчас. Я побежала в офис, у меня встреча. И так еле вырвалась.

Она не предложила подбросить его на машине, и он в одиночестве вернулся в пустой дом. Зато зашла на следующий день. Эрик отчетливо помнил момент, когда открылась дверь и он увидел сестру. На ней были, как и на похоронах, черные кожаные брюки в обтяжку, красный мешковатый свитер и ботинки на высоких каблуках. Волосы уложены острыми прядями, словно набриолиненные, а слева в носу блестел гвоздик. С общепринятой точки зрения такой внешний вид шокировал, но, к своему удивлению, он обнаружил, что ему даже понравилось. Молодые люди молча прошли в гостиную, которая использовалась крайне редко, и Карен оценивающе, а затем снисходительно осмотрела вещи, оставшиеся от матери, громоздкую мебель, которую он никогда и не старался поменять, пыльные шторы, висевшие рисунком на улицу, каминную полку, заставленную безвкусными украшениями, которые мать привезла из отпуска в Испании.

– Мы должны определиться, – начала она. – Можно продать дом сейчас, а деньги поделить поровну, можно его сдать. Или, как вариант, немного потратиться и слегка все переделать, превратив в три квартиры-студии. Удовольствие недешевое, однако у папы была страховка, и я не против ее израсходовать, если получу больший процент от арендной платы. Ты, кстати, чем вообще планируешь заняться? Хотел остаться здесь?

– Я не очень настроен на Лондоне, – ответил Эрик. – Думал, если мы продадим дом, у меня хватит денег на маленький коттедж. Попробую выращивать овощи, ну или цветы на продажу.

– И выставишь себя дураком. Здесь потребуется больше вливаний, чем ты в принципе можешь получить. А получишь немного, во всяком случае, не ту сумму, какая тебе нужна. Но если горишь желанием продавать дом, давай, валяй.

Эрик понял: она точно знает, что хочет сделать, и, что бы он ни сказал, в конце концов своего добьется. Однако ему было почти все равно. Он изумленно ходил за ней из комнаты в комнату.

– Я не против. Давай, если хочешь, оставим дом.