В лесной глуши - Эухенио Фуэнтес Страница 21

Купидо ожидал услышать вовсе не эти неопределенные слова. Но он знал: и они необходимы, ведь, что бы человек ни говорил, он всегда может допустить промах. Это была медленная работа – искать того, кто орудовал страшным пастушеским ножом, в каждой беседе ловить хотя бы искру света, все время следить, чтобы ни одно слово, относящееся к жертве, даже самое тривиальное, не упало в бесплодную землю, как сказано в Евангелии, а лишь в плодородный перегной памяти, и ждать, пока оно даст росток, вынеся на поверхность правду. Кроме того, любые новые данные, найденные детективом, соединяясь с тем, что он уже знал, позволяли лучше понять общую картину – точно так же, изучая новый язык, улучшаешь все остальные, какими владеешь.

– Кто автор этих скульптур?

– Эмилио Сьерра.

– Друг Глории?

– Да.

Купидо понял, почему ему показались знакомыми перекрученные и стилизованные железные фигуры – он узнал их по рисункам, которые видел несколько часов назад.

– Они похожи на кое-какие картины Глории.

Камила в первый раз улыбнулась, удивленная и довольная его наблюдательностью. Она вытащила из незапечатанной коробки и поставила на пол скульптуру из трубок и железных пластин около пятидесяти сантиметров высотой, та напоминала фигуру охотника, вооруженного луком.

– Посмотрите. Эмилио тоже попал под ее влияние, – объяснила Камила. – Глория говорила, что у каждого из них была своя интерпретациями рисунков из пещер. Но, глядя на результаты, тотчас догадываешься, кто был истинным творцом, а кто плагиатором. Фигуры Глории находятся в движении; фигуры Эмилио – статичны. У работ Глории есть лицо, у этих – только маска. С Глорией всегда было так: она подпитывала нас всех. Я замечала, что некоторые женщины, посидев с ней за обеденным столом или поработав несколько часов, начинали имитировать ее манеру говорить, а улыбаясь, примеряли на себя ее улыбку.

– Но если Глория устроила эту выставку, – начал Купидо, указывая на скульптуру, – значит, она не чувствовала на него обиды.

– Нет, конечно нет. В действительности ей льстило, что даже такой самонадеянный человек, как Эмилио, позволяет ей быть ведущей в их тандеме. Потому что Глория не просто рисовала, она умела остановиться и подумать о том, что же она рисует. Наверное, подобное происходит со всеми большими талантами. В последние месяцы Глория переживала новый виток карьеры, я бы сказала, более осмысленный. То, что Эмилио ей подражал, лишь доказывает ее лидерство. Кроме того, не открою вам ничего нового, если скажу: были и другие, личные мотивы, объединявшие их, понимаете?

– Они были любовниками?

Один из рабочих услышал вопрос и заинтересованно обернулся. Но тотчас вспомнил о своем деле под укоризненным взглядом, который бросила на него Камила.

– По крайней мере, они в это играли.

– Англада знал?

– Такие вещи, хотя и должны оставаться в тайне, на самом деле всем известны, правда?

– Думаю, да, – ответил Купидо. У него было ощущение, что она пытается намекнуть на что-то, чего он не может понять. – Тем не менее у них были серьезные отношения. Они ведь даже решили в ближайшем будущем пожениться.

Камила скептически улыбнулась:

– Пожениться? Не верьте всему, что говорит Маркос. Возможно, они и говорили об этом, но не думаю, чтобы Глория решилась на такой шаг. По крайней мере, сейчас. Она была из тех страстных личностей, которые понимают совместную жизнь не как договор о сосуществовании и даже не как пакт против одиночества. Она часто повторяла, что если партнер не может привести тебя в рай, а ты вынуждена жить с ним, в результате он ввергнет тебя в ад. Еще она говорила, что во всех парах, которые она знает, есть штурман и есть тормоз, тот, кто быстро продвигается вперед, и другой, кто его задерживает. И Маркос, и Эмилио, пусть оба ее и любили, были для нее тормозом.

Купидо спросил себя, за счет чего удавалось Глории очаровывать всех, кто сталкивался с ней на жизненном пути. Ему стало интересно: а сам он тоже не сумел бы устоять перед ней, доведись им встретиться?

– Когда была собрана экспозиция? – спросил он Камилу.

– Девять дней назад. Открылась на прошлой неделе в среду.

– Сьерра все время был здесь? – спросил Купидо, хотя уже знал ответ. Знал от лейтенанта, что в конце той недели Эмилио был в Бреде.

– Если вы хотите знать, был ли он здесь в субботу, то нет, не был. В выходные мы закрыты. Я была здесь одна всю неделю, днем занималась счетами. Глория ненавидела бухгалтерию и поручила это мне. Никто не появлялся здесь всю неделю, – сказала она, попав в одну из маленьких ловушек, которые расставлял Купидо, хотя чувствовал себя при этом неловко, потому как всегда думал, что собеседник может их разгадать. Но, к его удивлению, ловушки часто оказывались эффективными. Сейчас из слов Камилы он вывел для себя, что ее также никто в офисе не видел.

– У Глории были враги среди людей ее профессии?

– Нет ни одного художника, у кого не было бы легиона врагов среди коллег, – сказала она уверенно со злой улыбкой. – Многие друг друга яростно ненавидят. Вы бы слышали, что они друг о друге говорят за глаза. Но если вы думаете, что кто-то из них убил ее, то ошибаетесь. Не потому, что не хотели бы, а потому, что искусство превращает тех, кто им занимается, в трусов. Много размышлений и мало поступков. История искусства насчитывает много самоубийц, но не убийц. Кроме всего прочего, то, как она была убита, так... – она запнулась, чтобы найти подходящее слово, – так дико... Это мог сделать только кто-то, совсем потерявший человеческий облик и живущий в какой-то нечеловеческой среде.

Купидо не был с этим согласен, но возражать не стал. Затем вынул из портфеля бумагу с рисунком:

– Вы знаете этот рисунок?

Камила посмотрела на него не более двух секунд опытным взглядом, немного прищурившись, как это делают близорукие люди, возможно из кокетства отказывающиеся носить очки.

– Да.

– Где вы его видели?

– Пойдемте, – сказала она, возвращаясь в офис. Камила открыла дверцу шкафа и поискала в деревянной коробке, прежде чем протянула детективу ладонь, на которой лежали три одинаковых значка.

– Мы купили их у Глории. Она придумала этот рисунок. Это логотип одной экологической кампании. Как мне кажется, рисунок довольно вялый, слишком легковесный, в нем нет достаточной силы, чтобы на кого-то воздействовать. Хотя я сомневаюсь, что французов волновали подобные протесты, были все же люди, которые носили значок на одежде.

Детектив слушал молча. Все рассказывали ему об этом значке одно и то же, и у всех, похоже, он имелся. Значит, он бесполезен в качестве улики, которую можно было бы предъявить убийце.

Один из рабочих вошел в офис, чтобы подписать у Камилы накладные, и Купидо воспользовался его присутствием, чтобы распрощаться.