Девять граммов дури - Андрей Дышев Страница 21

Он плохо играл и плохо рассказывал не потому, что делал два дела одновременно. Просто он начал понимать, что пытается обмануть себя, и это открытие спутало все, что только могло спутать. Он искал не причину. Андрею нужен был веский, мощный повод, чтобы приступить к синтезированию "белого китайца". И тут, как по заказу, отчим вновь выкинул очередной финт со своей любовницей – привел ее домой и потребовал у матери Андрея, чтобы она освободила для нее диван. По-скотски прямо и просто. Мать на следующий день пришла к Андрею в общагу и обо всем этом рассказала. Потом добавила, что, видимо, придется возвращаться в станицу, в пустой заброшенный дом, и там, без дров, без продуктовых запасов, в полном одиночестве встречать зиму…

Это была для Андрея индульгенция на все его последующие грехи. Он так и сказал сам себе: "О какой морали теперь можно говорить? Я должен зарабатывать деньги любым способом". Но в душе бесновался восторг. Горе матери стало ему выгодно – оно легко гасило в нем совесть.

– Все, – сказал Ковальский, кидая ракетку на стол. – Двенадцать – пятьдесят. С тобой сегодня играть неинтересно.

– Постой! – Андрей взял Мишу за плечо и повернул лицом к себе. – Мне надо с тобой серьезно поговорить.

Миша сел на край стола и скрестил на груди руки. Андрей знал, что означает эта поза. Рыцарь в латах. Космонавт в скафандре. Не достучишься.

– В общем так, – произнес он негромко. – Я тебе ничего не предлагаю, потому что знаю, что ты мне ответишь. Но у меня ситуация безвыходная. Я должен зарабатывать деньги, чтобы купить матери квартиру.

Миша слушал молча. В его глазах читалась настороженность.

– Я нашел методику изготовления триметилфентанила. Но она оказалась невыполнимой. Тогда я разработал свою – более технологичную и приспособленную. Цена на этот порошок огромная. Риска – никакого. В России триметилфентанила еще никогда не было, и ни один эксперт не сможет его опознать…

– А зачем ты обо всем этом мне рассказываешь? – перебил Миша.

– Я прошу тебя в своей лаборатории перегнать, почистить и высушить некоторые реактивы. Только и всего. Синтезировать я буду сам. А тебя прошу только почистить и просушить.

– А где ты собираешься синтезировать?

– Я снял квартиру.

Ковальский, не меняя позы, продолжал смотреть на Андрея холодным и подозрительным взглядом, как смотрит сапер на ржавый снаряд в земле.

– Предположим, у тебя получится, – произнес он. – А как ты собираешься сбыть порошок? Снова через "папочку"?

– Конечно. Никаких других каналов у меня нет.

Ковальский медленно крутил головой.

– Не нравится мне этот дядя, – сказал он.

– Перестань, – махнул рукой Андрей. – Нормальный мужик.

– Этот нормальный мужик, если начнет тонуть, обязательно прихватит тебя с собой. Или, в случае опасности, прихлопнет тебя, как ненужного свидетеля.

Андрей был уверен, что Миша сгущает краски. Насмотрелся американских боевиков, вот и примеряет крутой сюжет на унылую российскую действительность.

– Меня он не прихлопнет, – усмехнулся Хлыстун. – Я курица, которая несет золотые яйца. И пока я их несу, он будет меня беречь и лелеять.

– Ну-ну, – произнес Ковальский свое любимое. – Неси, курочка-ряба.

– Значит, мы договорились? – поспешил внести ясность Андрей. – Я могу на тебя надеяться?

– Только очистка и сушка, – твердо заявил Миша. – Для курицы я слишком толстый и неповоротливый, и потому у меня нет уверенности, что меня не прихлопнут.

– Хорошо, – торопливо и осторожно, боясь разрушить хрупкое согласие, произнес Андрей. – Как ты сказал, так и будет. Перегонка, чистка и сушка. Все. Спасибо. Ты мне очень, очень помог…

– И еще, – напоследок сказал Миша, почему-то опуская глаза. – Ты ко мне домой пока не звони и не заходи, ладно? Понимаешь, отец опять может что-то заподозрить. У него и без того нервы натянуты, просто звенят. А интуиция у него такая, что мне иногда страшно становится.

– Конечно, какой разговор! – охотно согласился Андрей.

И все-таки слова Миши ему были неприятны. Столько лет они уже дружат! Все школьные годы провели вместе. Все праздники – за одним столом. Андрей мог запросто зайти к Мише домой хоть рано утром, хоть поздно вечером – его родители никогда не ворчали, никогда не были против их дружбы. И вот впервые за столько лет Миша попросил Андрея не звонить и не заходить. "Ничего, все образуется", – подумал Андрей и понял: он уже не верит в это и лишь пытается себя успокоить.