Петерс Латыш - Жорж Сименон Страница 21

Само совершенство, не имеющее ничего общего с показным лоском! Мегрэ тоже приходилось порой перевоплощаться. Вообще-то полицейские гримируются и переодеваются гораздо реже, чем это принято считать, но, случается, этого настоятельно требуют обстоятельства.

Так вот, какое бы обличив ни принимал Мегрэ, он оставался самим собой — его выдавал взгляд, дрожание век.

Приняв, например, облик крупного скототорговца (ему пришлось однажды выступать в этой роли, и весьма успешно), Мегрэ «играл» этого скототорговца. Но он не перевоплотился в него. Это была лишь маска.

Петерс Латыш же, становясь то Петерсом, то Федором, полностью перевоплощался.

Комиссар мог бы так сформулировать свои впечатления: это был одновременно и тот и другой человек, и не только внешне, но и внутренне. Вероятно, уже давно, а может быть, и всегда, этот человек вел попеременно эти два, столь разных образа жизни.

Но комиссару пока не удалось собрать свои мысли воедино — может быть, слишком соблазнительно легка была та атмосфера, которая окружала его во время неторопливой прогулки по Елисейским полям. Однако неожиданно в образе Латыша появилась трещина.

Обстоятельства, предшествовавшие этому событию, заслуживали внимания. Петерс остановился напротив ресторана «Фуке» и уже начал было переходить проспект, явно намереваясь выпить аперитив в баре этого роскошного заведения.

Но тут он изменил свое решение, вновь двинулся вперед по тротуару, постоянно ускоряя шаги, и неожиданно резко свернул на Вашингтонскую улицу.

Там находилось бистро, одно из тех заведений, которые встречаются в самых шикарных кварталах и предназначаются для шоферов такси и прислуги.

Петерс вошел. Комиссар последовал за ним и оказался в бистро как раз тогда, когда тот заказывал себе некое подобие абсента.

Он стоял перед подковообразной стойкой, по которой время от времени проводил грязной тряпкой официант в синем фартуке. Слева от него расположилось несколько каменщиков в пропыленной одежде. Справа оказался инкассатор газовой компании.

Окружающие были шокированы безупречным обликом Латыша, изысканной роскошью мельчайших деталей его туалета.

Видно было, как блестят его слишком светлые, подстриженные щеточкой усики, редкие брови. Латыш взглянул на Мегрэ, вернее, на его отражение в зеркале, в котором они и встретились глазами.

И комиссар уловил подрагивание губ, чуть заметное трепетание ноздрей.

Чувствовалось, что Петерс вынужден следить за собой.

Вначале он пил медленно, но затем залпом проглотил то, что еще оставалось в стакане, указав пальцем:

— Повторите.

Мегрэ заказал себе вермут. В тесном баре он выглядел еще крупнее, еще массивнее. На Латыша он смотрел неотрывно.

Действие перед комиссаром разворачивалось, словно на двух сценах одновременно. Как это уже было с ним недавно, образы накладывались друг на друга. Из-за нынешней декорации проглядывало убранство грязного бистро в Фекане.

Петерс раздваивался. Мегрэ видел его одновременно в двух обличиях: в светло-коричневом костюме и поношенном макинтоше.

— Самому мне что ли себя обслуживать? — шумел один из каменщиков, стуча стаканом о стойку.

Петерс принялся за третий аперитив; комиссар со своего места чувствовал, как отдает анисом эта опаловая жидкость.

Служащий газовой компании передвинулся так, что Мегрэ и Петерс оказались совсем рядом, почти касаясь друг друга локтями.

Мегрэ был на две головы выше его. Они стояли напротив зеркала, поглядывали друг на друга из его серой мути.

Лицо Петерса стало меняться, сперва помутнели глаза.

Он сухо щелкнул пальцами, указывая на свой стакан, провел рукой по лбу.

И этот жест как бы послужил сигналом к началу сражения, которое развернулось на его лице. На Мегрэ смотрел в зеркале то постоялец отеля «Мажестик», то борющийся с душевной мукой любовник Анны Горскиной.

Однако это выражение ни разу не задержалось на его лице надолго. Отчаянным усилием воли Петерсу Латышу удалось вернуться к прежнему образу. Только глаза оставались глазами русского бродяги.

Он вцепился левой рукой в стойку. Его качало.

Мегрэ решил поставить опыт. В кармане у него была фотография г-жи Сванн, которую он вытащил из альбома фотографа в Фекане.

— Сколько я должен? — обратился он к официанту.

— Сорок пять су.

Комиссар сделал вид, что роется в бумажнике, и как бы невзначай выронил фотографию, которая угодила в лужу на стойке.

Не обращая внимания, Мегрэ протянул пятифранковую бумажку. Но взгляд его был неотрывно устремлен в зеркало.

Официант, который подобрал фотографию со стойки, с расстроенным видом вытер ее углом фартука.

Петерс Латыш не шелохнулся: рука его по-прежнему сжимала стакан, лицо было непроницаемо, глаза жестко смотрели в пространство.

Потом неожиданно раздался треск этот негромкий звук был настолько резок и прозвучал так явственно, что хозяин, возившийся у кассы, круто обернулся.

Рука Латыша разжалась, и на стойку посыпались осколки стекла. Петерс так сжал стакан, что тот лопнул. Из пореза на указательном пальце закапала кровь.

Петерс бросил стофранковую купюру на стойку и вышел из бистро, не взглянув на Мегрэ.

Теперь он шел прямо в «Мажестик». Никаких признаков опьянения. Он выглядел так же, как при выходе из отеля, — шаг был твердый.

Мегрэ упрямо следовал за ним. Когда впереди показался отель, он увидел, как от подъезда отъехала знакомая машина. Это был автомобиль отдела идентификации, увозивший аппаратуру для фотографирования и снятия отпечатков пальцев.

Эта встреча обескуражила Мегрэ. На мгновение он потерял веру в себя, почувствовал себя брошенным, лишенным поддержки, точки опоры.

«Селект» остался позади. Инспектор Дюфур через стекло сделал комиссару знак, который, вероятно, счел незаметным, однако по нему безошибочно можно было определить, за каким столиком расположилась Анна Горскина.

— Мортимер здесь? — спросил Мегрэ, остановившись около администратора отеля.

— Только что приказал отвезти его в посольство Соединенных Штатов, где он будет на завтраке.

Петерс Латыш уселся за свой столик — кроме него в зале никого не было.

— Вы тоже будете завтракать? — спросил у Мегрэ управляющий.

— Да. Поставьте мой прибор на его столик.

Управляющий чуть не поперхнулся.

— На его столик? Это невозможно: в зале никого, а потом…

— Я сказал, на его столик.

Управляющий, не сдаваясь, засеменил за комиссаром.

— Послушайте, он наверняка закатит скандал. Я посажу вас за столик, откуда он вам будет прекрасно виден.