Кровавая фуга - Патриция Вентворт Страница 21

Следующие несколько часов протекли в бурной деятельности. Гарт пошел пешком до Перрис-Холта и добрался поездом до Марбери — достаточно большого города, чтобы можно было позвонить сэру Джорджу Рендалу, не опасаясь нескромных ушей. в результате этой беседы местному главному констеблю тактично намекнули, чтобы он обратился с просьбой о передаче дела Харша Скотленд-Ярду.

Покончив с телефоном, Гард закусил в вокзальном отеле невкусной и ужасно дорогой пищей и поехал назад медленным пригородным поездом, размышляя о том, каким образом гостиничные повара умудряются делать еду настолько отвратительной.

Идя в темноте через поле от Перрис-Холт, Гарт думал о других вещах. Зачем Мадоку убивать Харша? Он ревновал к нему Медору Браун? Ответ казался мелодраматичным и не слишком вероятным. Но люди часто совершают невероятные поступки, А мелодрама — наиболее устойчивый фактор в человеческих отношениях. Каждый день газеты публикуют подобные истории. Гарту не нравилась Медора, но она могла казаться привлекательной Мадоку и даже Харшу. В своем роде мисс Браун достаточно красивая женщина. Она подошла бы на роль одной из героинь греческой трагедии — немного старовата для Кассандры [15], но вполне подходит для Электры [16]— тут возраст не имеет особого значения, — А тем более для Клитемнестры [17]. Или для Медузы — Медузы, которая обратила в камень не других, А себя. Миф наоборот.

Ну, Мадок не избежит ареста, если не сможет представить достаточно убедительное объяснение насчет ключа. Интересно, как он воспримет арест? Люди, которые сердятся по пустякам, иногда сохраняют самообладание в серьезных делах. Гарт снова и снова спрашивал себя, почему Мадок мог убить Харша. Во-первых, налицо очевидный, хотя и мелодраматичный мотив ревности. Во-вторых, возможный мотив пацифиста, который видит себя спасителем мира от извращенных созданий науки. Не исключена и комбинация обоих мотивов. В любом случае полиции придется потрудиться, чтобы дело выглядело убедительно в суде. Присяжные едва ли отправят на виселицу человека на основании никем не подтвержденных показаний двенадцатилетнего мальчика. Гарт радовался, что эта ноша свалилась с его плеч. Он представил отчет, который от него требовался, и на этом его роль заканчивалась.

Казалось, что уже глубокая ночь, хотя было не больше одиннадцати, когда Гарт вернулся в пасторский дом, застал тетю Софи ожидающей его в шерстяном халат с за столом с горячим кофе и сандвичами. Она была в разговорчивом настроении, но, к счастью, воздержалась от вопросов. В ее время мужчины уходили и возвращались домой, А женщинам и в голову не приходило спрашивать, где они были. Это просто не было принято.

Вместо вопросов тетя Софи заговорила о мисс Браун.

— Боюсь, что смерть мистера Харша явилась для нее слишком сильным потрясением. Я отправила ее спать — она была сама не своя, — по надеюсь, что утром ей станет лучше.

Гарт в этом сомневался и поспешил перевести разговор на мисс Донкастер. Ранее он слышал, как тетя Софи с увлечением говорила на эту тему, но сейчас она только вздохнула и промолвила.

— Знаешь, дорогой, мне ее жаль. У нее и Мэри Энн была трудная молодость. Их отец был очень странным человеком. Он не любил, чтобы в дом приходили гости, и у них не было возможности завести знакомства, даже когда они ездили за границу. Думаю, они бы хотели выйти замуж, по так и не встретили подходящих молодых людей. Мистер Донкастер был очень замкнутым и умер, когда его дочери уже миновали средний возраст. Сейчас Мэри Энн — беспомощная калека, поэтому мне очень жаль Люси Эллен, хотя иногда она выводит меня из себя.

Гарт тепло пожелал тете Софи доброй ночи.

Следующим утром в начале одиннадцатого в почти пустом поезде, приближавшемся к Перрис-Холту, сидели два офицера Скотленд-Ярда — старший детектив-инспектор Лэм, крупный невозмутимый мужчина с румяным лицом и густыми черными волосами, слегка редеющими на макушке, и детектив-сержант Эбботт, чей облик разительно контрастировал с внешностью его начальника. Они могли бы послужить материалом для карикатуры, озаглавленной «Полицейские офицеры, старый и новый». Эбботт был элегантным молодым человеком, окончившим привилегированную частную школу и полицейский колледж, одетым и костюм безукоризненного покроя. На его лице застыло выражение скуки, граничащей с мрачностью. Он только что получил отказ на свою четвертую просьбу о присоединении к королевским военно-воздушным силам, сопровождавшийся подозрительным чиновничьим фырканьем. На совет старшего инспектора искать во всем хорошую сторону, он с горечью ответил, что подобной стороны не существует.

Лэм укоризненно посмотрел на него.

— Нельзя так говорить, Фрэнк. Могу вам посочувствовать, так как со мной произошло то же самое в пятнадцатом году. Я был вне себя, но потом научился смотреть на вещи по-другому, и с вами будет то же самое.