Полный форс-мажор - Владислав Вишневский Страница 20

Суслов смотрел на полковника с непроницаемым выражением лица. В котором угадывалась тонкая ирония, доля высокомерия и строгая дистанция.

— Дело не в сложности, — назидательно поправил он. — Дело в надлежащем исполнении инструкций. А с этим, у нас, я смотрю, действительно проблемы. Вы не согласны?

Ульяшов излишне бодро оспорил, «лицо» перед лейтенантом старался держать.

— Нет у нас никаких проблем, товарищ майор. У нас в полку всё под контролем. Я вас для этого, кстати, и вызвал, понимаешь, чтобы исполнять. Вот и исполняйте. Мы вам не мешаем. И вы, кстати, ничего не пропустили, товарищ майор, наоборот. Вы нам нужны. Всё ещё только начинается. Мы как раз разыскиваем наших музыкантов. Их нужно любыми путям вернуть! Понимаете? Любыми! Немедленно, срочно, с применением можно сказать любых возможностей, пусть даже и не…

— Товарищ полковник!! — В момент осипшим отчего-то голосом, от испуга, наверное, не то одёрнул, не то призвал лейтенант Фомичёв товарища полковника, а может и напомнил о своём присутствии.

Полковник Ульяшов споткнулся на скрипучем голосе лейтенанта, уставился на него, словно впервые увидел, вроде и не лейтенант перед ним, а непонятно какой чин, и непонятно из каких «органов». Глаза у лейтенанта горели предостерегающим огнём, как стоп-сигналы командирской служебной «волги».

Полковник осёкся, оторвал взгляд от «стоп-сигналов», торопясь, скомкал окончание приказа.

— А чего я сказал? Я то и сказал, вернуть законными методами… какие у нас есть. — И тонко так майору, с нажимом, как глухому. — А у нас есть такие? У вас, в смысле?

Суслов перевёл взгляд с одного на другого, коротко усмехнулся, что нужно было понимать однозначно: у нас, как в Греции, всё есть, косо взглянул на лист бумаги, ещё раз усмехнулся.

— Хмм… Не вопрос. Они в отпуске. Их приказом отпустили. Я знаю, знаком с приказом. Визировал.

— Отлично! — С заметным воодушевлением воскликнул полковник. — А теперь их нужно срочно вернуть — срочно! — срочнее не бывает. Одного мы уже, как говорится, из Североморска, можно сказать, наверное… Теперь по списку значатся: Харченко, Тимофеев, остальные.…

Откинувшись на спинку стула, поправив складки брюк на коленях, лёгким щелчком сбив невидимую присутствующим пылинку, майор Суслов, глянув на наручные часы спокойно поведал:

— Ну, как я знаю, Харченко сейчас едет в поезде. Седьмое купе, вагон шестой, с беременной женой — на восьмом месяце, — и детьми, поезд «Москва-Иркутск». Время отправления в… — ещё раз глянул на часы, заметил. — Ушёл точно по расписанию, перед обедом.

Театрально вытаращив глаза, полковник театрально же и восхитился.

— Неужели?! Вот тебе и товарищ Суслов, понимаешь, Особый отдел! Вот тебе и — да! Видал, товарищ дирижёр, что особый отдел у нас может? Не зря, как говорится, майор фуражку с погонами носит… Ладно-ладно, не обижайтесь, — поспешно извинился полковник, видя, как глаза майора высветлились арктическим ледком. — Шучу! Вы обо всех так всё знаете или как? — Глаза Суслова ещё отдавали холодом, но он скромно пожал плечами. — Молодец, товарищ Суслов. — Похвалил полковник, видя, как взгляд майора вроде теплеет. — Быть тебе подполковником, я ходатайство подпишу, а, говоришь, опоздал! Не опоздал, и не поздно, а в самый раз. А мы тут с товарищем дирижёром сидим себе, чего-то размышляем, голову ломаем… А зря. Нужно было действительно сразу… Гха-гхымм… Тогда вопрос! К вам, товарищ майор: как их — его! — срочно вернуть — старшего прапорщика Харченко, например, а? Как?

Вновь тонко усмехнувшись (возможно с носом что-то у человека), майор Суслов, забросил ногу на ногу, легонько покачивая ногой (туфли солнечно отсвечивали), спокойно ответил:

— Ничего сложного. Нужно выяснить: где находится данный поезд, какие большие станции будут на его пути, когда он туда прибудет… Созвониться кое с кем по нашей линии — по нашей, — майор последнее особо голосом выделил, — поговорить, побеседовать, и всё… Их снимут, и посадят обратно. Всего и делов.

По мере осмысления поступающей программы, лицо молодого дирижёра вытягивалось, глаза в удивлении округлялись, лицо же полковника, наоборот, светлело, разглаживалось. Ну вот и хорошо, говорил его взгляд, вот и решение…

— Нет! Нет!! — Не по уставу, протестно воскликнул лейтенант Фомичёв. — Товарищ майор! Товарищ полковник! Так же нельзя, нет! Это же не тридцать пятый год, не пятьдесят шестой? Это же нарушение Конституции, Прав человека… Там же дети, товарищ полковник, жена… Что значит снимут и посадят? Я представляю, как эти люди могут снять-посадить! Инфаркт как минимум, слёзы, нервы… А у него жена в положении… Я читал! Там же люди, товарищ полковник. Он музыкант, извините, не преступник.

Полковник не во всём был согласен с лейтенантом, но фраза про Конституцию и права человека, его насторожили, а, в принципе, перевооружили.

— Ну, уж, вы, товарищ майор, — мягко заметил он, — действительно и предложили, как пальцем, понимаешь, в… в мягкое место, то есть. Очень уж жёстко как-то, у меня у самого даже мурашки по спине. Конституция, она ведь действительно… и Права, понимаешь, это вам не… Извините! Короче, с товарищем дирижёром я не вполне, но полностью согласен. Изящнее надо работать, товарищ майор, деликатнее, без этих… ваших, понимаешь, прошлых… Время, товарищ майор, другое — двадцать первый век. Мир другой, страна другая, человеческие ценности другие. Или ты пошутили? Пошутил, да, пошутил?

Выражение лица Суслова стало непроницаемо официальным, как параграфы приказа… того времени.

— Хмм… Ничего я не шутил, у меня должность другая, товарищ полковник. Я здесь не нянька-воспитатель вам, а сотрудник особого отдела. Особого! Понимаете? И время, и ситуацию в мире я, извините, знаю лучше многих, товарищ полковник. Информирован. Не всё имею право разглашать, но, предвидеть я обязан. Мы обязаны: и я, и вы, и все остальные, включая и… хм… лирически отчего-то настроенного нашего молодого товарища дирижёра! Понимаете? — Слушая «отповедь», Ульяшов поощрительно округлял глаза, «так-так», «ага-ага, правильно», «мудро», «хорошо», играл бровями… — А что касается этого музыканта товарища Харченко, если его, как вы говорите, нужно срочно вернуть, есть, например, другой вариант: пусть наши специалисты дружинниками, например, представятся… в галстуках и повязках. И мирно будет, и без инфарктов.

Лейтенант и с этим согласен не был, что полковника заметно огорчило. Ну, понимаешь, правозащитник, говорил осуждающий его взгляд, и это в армии, а! В его гвардейском, особого назначения…

— Нет, нет и нет! Только не дружинники, и не милиция. Любое насилие… это… не хорошо! Не надо! — Твердил лейтенант.

Возникла тупая пауза. Оба офицера — каждый по своему — смотрели на полковника. Что он скажет? Чью сторону примет?

Полковник Ульяшов нашёл решение — мудро, примирительно поднял руки ладонями вперёд:

— Хорошо-хорошо, успокоились! Не будем, товарищи офицеры, ссориться. Над этим нужно хорошенько подумать, поработать. Чтобы всё красиво у нас было, и без нервов. Мы же армия, как говорится, в конце концов, понимаешь, а не какая-нибудь там, японская или другая какая люберецкая мафия. Разработайте что-нибудь полегче, товарищ майор, подумайте, предложите нам что-нибудь действенное, серьёзное или мы уж сами… Рассмотрим, посмотрим, посоветуемся. Но времени у нас уже, напоминаю, нет. Некогда нам, понимаешь… Короче, идём дальше. Переходим к прапорщику Тимофееву. Этот где? Что с ним? Как с ним быть, с… эээ… — для подсказки он взглянула на листок перед ним, — трубачом этим, а?